"Юрий Давыдов. Нахимов " - читать интересную книгу автора

канонир Воробьев - участники богатырской экспедиции к Южному полюсу.
Хочется задержать внимание читателя на матросе (или унтер-офицере?)
Воробьеве. Он, по свидетельству Завалишина, "совершал уже третье
кругосветное плавание". В этом смысле Воробьев сравнялся с самим Лазаревым.
Спасибо Завалишину: не часто называют имена вот таких Воробьевых, истинных
морских гвардейцев, на которых и зиждилась походная воинская слава наших
кораблей. А был он не только великолепным моряком, но еще и одним из тех
людей, которых так любят "дальновояжные" команды: "неутомимый рассказчик,
отличавшийся неистощимой изобретательностью".
Несколько дней отстаивался фрегат у острова Тенериф. Нахимов не
преминул осмотреть испанский городок, побывал в ботаническом саду, совершил
восхождение на знаменитый Тенерифский пик.
С моря, на подходах к острову, пик этот открывался чуть не за сотню
миль. Как было упустить возможность взглянуть с него на море? Восхождение
начали вечером. Утреннюю зарю встретили на большой высоте, хотя и не на
вершине горы. Вставало солнце, огромное и чистое. Воздух, свет, простор
распирали грудь. В свежем и тихом блеске увидел Нахимов живописную купу
Канарских островов. И чудилось - всю Атлантику. В такие минуты нельзя не
ощутить пронзительного счастья: великий боже, как хорошо жить!..
Если первая встреча с океаном не вызывала ни романтических вздохов, ни
философических рассуждений командиров кругосветных кораблей, то особая
тональность звучала в их обстоятельно-строгих, суховатых записках, коль
скоро корабельные паруса полнил пассат южных широт Атлантики. Тут уж
шероховатые страницы словно бы освещены солнцем, жар которого умерен
ветровой прохладой, осиян созвездием Южного Креста. Тут уж из-под скрипучего
пера капитанов являются такие полуденные, такие умиротворенные слова о
приятном, покойном переходе через экватор и веселом празднике Нептуна, о
купаниях за бортом и песельниках, собирающихся вечером на баке, о вахтенных
сменах, не знающих тяжкого труда, и вахтенном офицере, который, расхаживая
по шканцам, тихонько насвистывает, а то и читает при яркой луне.
Пять недель шел фрегат от Тенерифа до Бразилии. Не трепали его бури, не
одуряли штили. Служба служилась лучше не надо, хотя Лазарев не забывал ни о
парусных, ни об артиллерийских учениях. И матросы мечтательно вздыхали: "Вот
эдак бы и век плавать! Не в пример лучше берега. А то что за жизнь в
казармах?"
Бразилии, кажется, ни один российский "кругосветник" не миновал.
Правда, предшественники Лазарева (Крузенштерн и Лисянский, Головнин на
"Диане") чинились, сверяли астрономические инструменты, пополняли
продовольствие не на матером берегу, а на острове Святой Екатерины. Лазарев,
командуя "Суворовым", первым посетил Рио-де-Жанейро - в апреле 1814 года. Он
проторил дорогу. За ним - в восемьсот семнадцатом - последовал Головнин на
"Камчатке". А уж в восемьсот девятнадцатом набежало пятеро дальних ходоков:
"Восток" и "Мирный" (Лазарев, значит, вторично), "Благонамеренный",
"Открытие", "Бородино". А за несколько месяцев до отправления "Крейсера" из
Кронштадта на рейде Рио отдал якорь корабль "Аполлон"; "Аполлон" следовал в
Русскую Америку; в Бразилии борт его оставил скромный штурманский помощник
14-го класса; человека этого давно пора извлечь из забвения, но речь о нем
впереди. А покамест надо задрать голову и приложить ладонь к уху - не
упустить бы минуту, когда с салингов гаркнут: "Вижу берег!"?
И вот оттуда, как с поднебесья, заблаговестили хриплыми басами. Но