"Юрий Владимирович Давыдов. Белый всадник " - читать интересную книгу автора

генерал-губернатора исполнить обещание. Солдаты явились. Они умели стрелять
из ружей, они не знали устали в изнурительных переходах, но они ничего не
смыслили в этих колдовских колесах с крокодильими зубьями. И как бы офицеры
ни лупцевали солдат, не могли солдаты тотчас обратиться в мастеровых.
Али и Дашури отчаялись. Генерал-губернатор сонно щурился: "Мухаммед-Али
хочет золота? Хе-хе! Он получит трупы двух дураков, которых посылал учиться
всякой дьявольщине!"
Это верно - учиться посылали. Только не "дьявольщине", как искренне
полагает генерал-губернатор, а способам разведки и добычи золота.
С половины августа до половины сентября восемьсот сорок пятого года,
ровно месяц, Али и Дашури жили в Петербурге, в гостинице Кулона. День у них
начинался с того, что заспанный номерной вносил странную машину, под
названием самовар, и, кивая на окна, залитые дождем, беззлобно торжествовал:
"Брр!.. Вот то-то..." В десятом часу являлся наставник, опекун и рачитель -
русский горный инженер. Он возил молодых египтян на заводы столичные и
подгородние, в лаборатории Горного института, что на Васильевском острове,
близ Невы; он свел их со своими приятелями, как и сам он, людьми небогатыми,
скромными, дружелюбными, и, наконец, представил их автору одного из первых
русских трактатов о Египте, и господин Норов любезно преподнес Али и Дашури
экземпляры своего труда с дарственной надписью.
А на зиму глядя офицер горной службы повез египтян в такие места, где,
наверное, отродясь ни один африканец не показывался. Проездом видели они
кремль и пузатые лабазы Нижнего Новгорода, видели русский Нил - реку Волгу,
по-осеннему печальную, медленную и гордую. Мрачный Екатеринбург встретил Али
и Дашури белым слепящим вихрем, и они узнали, что вихрь этот зовется
метелью. На Березовских заводах с застенчивым радушием приняли их
закоптелые, как нубийцы, мастеровые. В крещенскую стынь, когда потрескивали
и лопались старые ели, Али и Дашури, закутанные так, что без поводырей и
шагу ступить не могли, осмотрели горнозаводской район Кушву, а когда дунул
апрельский ветер, пахнущий подснежниками, египтяне ушли на поиски золотишка
вместе с бородачами-старателями.
Семь месяцев набирались Али и Дашури ума-разума на Урале, и семь
месяцев был их наставником и учителем русский инженер, с которым
познакомились они в Петербурге и которого не позабудут до самой смерти.
В июне сорок шестого года Дашури и Али стояли на борту грязного
турецкого судна. Черное море чмокало бурый берег. На круче лежала
бело-зеленая Одесса. Али посмотрел на Дашури и в глазах друга прочел свои
мысли. Это была радость: они возвращались. И это была печаль: они
возвращались. Возвращение: Нил, мой Нил, голубой на рассвете, желтый на
закате, и пальмы Каира, и мимолетная встреча с любимой. Возвращение: грозный
наказ владыки: золото! И страх пред жестоким наказанием будет жечь сильнее
нубийских песков, терзать, как львы на берегах реки Тумат терзают добычу.
Минуло три недели. Али и Дашури появились в Каире. Написали отчет о
поездке в Россию. Потом их призвали в цитадель на скале. Старик тяжко
хворал. Его скручивали внезапные конвульсии, и тогда он выл, как дюжина
гиен. Инженерам сказали: если с его высочеством случится припадок, не сметь
и виду подать, что вы хоть что-нибудь заметили.
Мухаммед-Али говорил медленно. Голова в белоснежной чалме мелко
дрожала. Он пристально смотрел на инженеров. В глазах вспыхивали совиные
огоньки, будто отражались в них желтые крупицы вожделенного золота, о