"Юрий Владимирович Давыдов. Белый всадник " - читать интересную книгу автора

- Погодите, - остановил их инженер Али. - Не надо, ведь они трубят в
нашу честь...
Поутру отряд выступил в обратный путь.
- Так как же? - спросил Ковалевского Лев Семенович.
- Уже, - нехотя ответил Егор Петрович, не глядя на Ценковского.
- И на карту нанесли?
- И на карту нанес, - с приметным раздражением сказал Ковалевский.
Ценковский не понял причины его раздражения и обиженно умолк.
- Страна Николаевская, - вымученно, но решительно, заранее пресекая
возражения, отрезал Ковалевский и прибавил шагу.
"Боже мой, - растерялся Ценковский, - человек гуманного направления и
вот... называет страну именем императора, да еще такого императора..." И
Левушке стало и досадно, и как-то сумеречно на душе. Натуралист посмотрел
вслед Ковалевскому, казалось, Егор Петрович шагает очень прямо и напряженно.


9

Инженера Дашури изводила лихорадка. Когда бы не этот уральский бородач,
пришлось бы ему с фабрикой худо. Инженер Дашури дивился на Ивана
Терентьевича: исконный северянин, а суданское пекло его не берет.
Суданское пекло, однако, "забирало" Ивана Терентьевича. Порою ломило
его и познабливало, под коленками жила какая-то ослабла. "Спаси господь
обезножить", - тревожился Бородин и лечился способом самоличного
изобретения: наливал в стакан рому, настаивал на нем три добрых понюшки
табаку и выпивал залпом. И вроде бы "отпускало". Впрочем, не вчистую.
Недостаточное действие "лекарствия" объяснял Иван Терентьевич дурными
качествами рома.
По правде говоря, вызволяла его из хворости не табачная крошка,
настоянная на роме, а непрестанная забота о фабрике. Крепость данного слова
почитал Иван Терентьевич как заповедь. Он посулил Егору Петровичу поставить
фабрику, и он ставил ее. И даже не из того бился и хлопотал, что обещал
Ковалевскому "сдюжить", а потому, что слово дал не кто иной, а именно он,
штейгер Терентьич, известный на всех Златоустовских рудниках и заводах.
Биться же и хлопотать приходилось с утра до ночи. Бедняга Дашури стал
как жердь. Трясет лихоманка, того гляди, пополам переломит. Гамиль-паша со
своими офицерами-турками знай твердят: "На все воля Аллаха, а фабрика не
получится". Черные солдаты стараются вовсю, да где же вскорости машиной-то
овладеть? Промывают за день пудов триста - четыреста песку, а на Урале
ребята проворачивали в три-четыре раза больше. Беда... Мало-помалу, как
казалось Ивану Терентьевичу, а в действительности весьма скоро люди из
военного лагеря в Кезане наловчились управляться со всеми этими чашами
разных размеров и форм, по которым проходил разжиженный туматский песок, с
этими грохотами и отсадочными корытами и не только перестали пугаться
огнедышащего чудища, но старались уразуметь, что у него там, внутри.
День ото дня количество пудов промытого песку, а стало быть, и
количество золотников благородного металла увеличивалось. И когда отряд
Ковалевского, встреченный барабанами и трубами, пришел в Кезан и Бородин
протолкался наконец к Егору Петровичу, то Егор Петрович услышал:
- А мы, ваше высокородие, за тыщу переваливаем.