"Юрий Владимирович Давыдов. Белый всадник " - читать интересную книгу автора

Фомин тем временем забрался в укромное местечко. "Нету мочи терпеть до
ночи", - складно бормотал он себе под нос, развязывая тесьму и запуская руку
в мешок. Наклонив голову, как в дуду игрец, он прислушался к звону золотых
монет. Две-три вытащил наобум, куснул зубом и удовлетворился: настоящие,
чистые.
Эк, лихую штуку удрал он! Не зазря чертил в Кезане карту, покамест его
высокородие с Терентьичем в отлучке были. А теперь пускай поп ищет ветра в
поле. Срамота, а не поп. Удумал его, Плюшкину, душу грехом покрыть. Умный,
умный, а дурак...
Илюшка улегся под навесом. Барку нес попутный ветер. Все дальше уходила
барка вниз по Нилу, все дальше был Хартум...
А в Хартуме, в доме с верандой, где столь часто пьянствовали
"соотечественники", метался Никола Уливи.
Получив записочку Ковалевского, он сличил почерк Егора Петровича с
надписями на карте, переданной Фоминым, и жесткие седые волосы торговца
поднялись дыбом. Почерки были разительно не схожи!
Правда, Уливи тут же спохватился: может, этот малый передал копию
карты? Но еще раз взглянув на записку Ковалевского и прочтя в ней, что
экспедиция доходила до восьмого градуса северной широты, убедился, что они с
Рилло заполучили фальшивку. Черт побери, пометки - жирные крестики - были
разбросаны по отрогам Лунных гор и на шестом, и на пятом, и даже на
четвертом градусе.
Уливи забегал по комнате, расшвыривая стулья. Как быть? Устроить
погоню? Сказать Рилло?
Он пропустил стакан, постоял и вдруг тихо сел в кресло.
Никола Уливи сидел в кресле и смотрел, как вздрагивает листва в саду
под потоками дождя. Слуга скрипнул дверью, сказал, что ужин подан. Уливи не
ответил.
Идти к падре Рилло? Он не станет огорчать умирающего.
Больше полувека падре дурачил других, а перед смертью одурачили падре.
Погоня, убийство? Тьфу, какие страсти! Все куда проще: он, Никола Уливи,
которого эти иезуиты держат на привязи, зная за ним кое-что
предосудительное, он поедет в Рим и отвезет им карту. Пусть тешатся. Никола
получит отпущение грехов, прошлых и будущих, а сверх того - что гораздо
важнее - изрядную мзду. И какое ему дело до того, что карта неверная? Он мог
бы и не знать этого. Не Рилло со своими попами догадался заполучить письмецо
Ковалевского, чтобы сличить почерки, а он, Никола Уливи. Вот так-то,
господа, и не о чем больше думать.
Уливи поднялся с кресла и пошел ужинать, насвистывая баркаролу из
"Фенеллы".


11

Давно уж оставили Африку Егор Петрович и два его помощника-уральца, а
Ценковский, изучавший тропические леса на берегах Голубого Нила, с немалыми
злоключениями добирался из деревни Росейрес в Александрию.
В Александрию прибыл он в конце июля 1849 года, совершенно больной и
обессиленный. Дожидаясь парохода, чтобы отплыть если и не прямо в Одессу, то
хотя бы в Константинополь, он остановился в гостинице, сожалея, что нет в