"Маркиз де Сад. Сто двадцать дней содома " - читать интересную книгу авторабордель. Я должна была оставаться там слишком долго, не находя применения. В
тот же самый вечер к нам пришел один старый негоциант, закутанный в плащ с ног до головы, с которым госпожа Герэн и свела меня для почина. "Вот, очень кстати, - сказала она старому развратнику, представляя меня. - Вы же любите, чтобы на теле не было волос, господин Дюкло: гарантирую вам, что у ней их нет". - "Действительно, - сказал этот старый чудак, глядя на меня в лорнет, - она и впрямь совсем ребенок. Сколько вам лет, крошка?" - "Девять, сударь". - "Девять лет... Отлично, отлично, мадам Герэн, вы же знаете, как мне нравятся такие. И еще моложе, если у вас есть: я бы брал их, черт подери, прямо при отлучении от кормилицы". Госпожа Герэн, смеясь над этими словами, удалилась, а нас закрыли вместе. Старый развратник, подойдя ко мне, два или три раза поцеловал меня в губы. Направляя своей рукой мою руку, он заставил вынуть из своих брюк орудие, которое едва-едва держалось, и, по-прежнему, действуя без лишних слов, снял с меня юбчонки, задрал рубашку на грудь и, устроившись верхом на моих ляжках, которые он развел как можно шире, одной рукой открывал мою маленькую щель, а другой тем временем изо всех сил тер себе член. "Прекрасная маленькая пташка, - говорил он, двигаясь и вздыхая от удовольствия, как бы я приучил ее, если бы еще мог! Но я больше не могу; я напрасно старался, за четыре года этот славный парень больше не твердеет. Откройся, откройся, моя крошка, раздвинь хорошенько ножки". Через четверть часа, наконец, я увидела, что мой клиент вздохнул. Несколько "черт подери!" прибавили ему энергии, и почувствовала, как все края моей щели залила теплая, пенящаяся сперма, которую распутник, будучи не в силах вогнать внутрь, пытался, по меньшей мере, заставить проникнуть с помощью пальцев. Не успел он это сделать, как молниеносно ушел; я еще была занята Таковы, господа, истоки появления имени Дюкло: в этом доме существовал обычай: каждая девочка принимала имя первого, с кем она имела дело, и я подчинилась традиции". "Минуточку, - сказал Герцог. - Я не хотел вас прерывать, до тех пор, пока вы сами не сделаете паузу. Объясните мне две вещи первое - получили ли вы известия от своей матери и вообще узнали ли вы, что с ней стало; и второе - существовали ли причины неприязни, которую вы с сестрой питали к ней? Это важно для истории человеческого сердца, а именно над этим мы работаем. - "Сударь, - ответила Дюкло, - ни сестра, ни я больше не имели ни малейших известий от этой женщины". - "Ну что ж, - сказал Герцог, в таком случае, все ясно, не так ли, Дюрсе?" - "Бесспорно, - ответил финансист. - В этом не стоит сомневаться ни минуты; вы были очень счастливы от того, что вам не пришлой идти на панель, поскольку оттуда вы никогда бы не вернулись". -"Неслыханно, как распространяется эта мания, - сказал Кюрваль." - "Клянусь, это потому, что она очень приятна, - сказал Епископ." - "А во-вторых? - спросил Герцог, обращаясь к рассказчице." - "А во-вторых, сударь, честное слово, мне было бы очень тяжело рассказывать вам о причинах нашей неприязни; она была так сильна в наших сердцах, что мы признались друг другу, что чувствовали себя способными отравить мать, если бы нам не удалось отделаться от нее иным способом. Наше отвращение достигло предела, а поскольку оно не имело никакого выхода, то, вероятнее всего, это чувство в нас было делом рук природы". - "Да и кто в этом сомневается? - сказал Герцог. - Каждый день случается так, что она внушает нам самую сильную наклонность к тому, что люди называют преступлением; вы отравили быее уже двадцать раз, если бы действие в вас не было результатом |
|
|