"Маркиз де Сад. Сто двадцать дней содома " - читать интересную книгу автора

затем вытащил из кармана расческу, расчесал их, перебрал руками, поцеловал,
перемежая каждое действие восхвалением этих волос, которые исключительно его
занимали. Наконец, вытащил из своих штанов маленький член, сухой и
негнущийся, быстро укутал его в волосы своей Дульсинеи и, копошась с ним в
волосах, кончил, обняв другой рукой шею Розали и припав к ее губам; затем он
извлек свое орудие. Я увидела, что волосы моей товарки все залиты спермой;
она вытерла их, завязала и наши любовники расстались. Месяц спустя за моей
сестрой пришли для одного человека, на которого наши мадемуазели
посоветовали мне пойти посмотреть, потому что он обладал достаточно вычурной
фантазией. Это был человек лет пятидесяти. Едва он вошел, как без всяких
предварительных действий и ласки показал сестре свой зад; она, зная об этом
обряде, заставляет его наклониться над кроватью, обхватывает эту дряблую и
морщинистую задницу и начинает сотрясать ее с такой яростной силой, что
кровать трещит. Тем временем наш муж, не показывая ничего другого,
возбуждается, вздрагивает, следует за движениями, похотливо отдастся этому
наслаждению и кричит, что кончает. Движения на самом деле очень сильны,
поскольку моя сестра была вся в мыле. Но какие жалкие мгновения, какое
бесплодное воображение! Если тот, которого мне представили немного спустя, и
не добавил подробностей новой картине, то по меньшей мере, он казался более
сладострастным и, по-моему, его мания носила больший оттенок распутства. Это
был толстый человек лет сорока, коренастый, но еще свежий и веселый.
Поскольку я никогда не имела дела с человеком такого вкуса, то первым моим
движением, когда я оказалась с ним, было заголиться до пупка. Даже у собаки,
которой показывают палку, не так вытягивается морда: "Ну, черт подери! Милая
моя, оставим в стороне твою дыру, прошу вас". С этими словами он опускает
мои юбки с большей поспешностью, чем та, с которой я их поднимала. "Эти
маленькие проститутки, - прибавил он раздраженно, - все время показывают то,
что не надо! Вы виноваты в том, что я, возможно, уже не смогу кончить
сегодня вечером... до того, как я выброшу ваше жалкое отверстие из своей
головы". Говоря так, он повернул меня спиной и задрал мои нижние юбки сзади.
В этом положении, поддерживая мои задранные юбки, чтобы видеть, как движется
моя задница при ходьбе, он подвел меня к кровати, на которую уложил меня на
живот. Тогда он начал внимательно разглядывать мой зад, загораживая от себя
рукой переднюю нору, которой, как мне казалось, он боялся больше огня.
Наконец, предупредив меня, чтобы я скрывала, как только могла эту
недостойную часть (я пользуюсь его выражением), он двумя руками долго и
развратно копошился в моем заду, раздвигал и сдвигал его, припадал к нему
губами, и даже раз или два я почувствовала, как губы его касаются отверстия;
он еще не был возбужден... Но все же, явно спеша, настроил себя на развязку
операции. "Ложитесь прямо на пол, - сказал он мне, бросив несколько
подушек, - туда, да, вот так... пошире разведите ноги, немного приподнимите
зад, чтобы отверстие в нем было открыто широко, как вы только сможете.
"Прекрасно", - прибавил он, видя мою покорность. Взяв табурет, он поставил
его у меня между ног и сел на него так, что его член, который он, наконец,
вытащил из штанов и стал трясти, оказался, так сказать, на уровне отверстия,
которому он расточал похвалы. Тут его движения стали более быстрыми. Одной
рукой он тер себе член, другой раздвигал мне ягодицы; несколько похвал,
приправленные многочисленными ругательствами, составляли его речи: "А! Черт
возьми, какая прекрасная жопа! - кричал он. -Великолепное отверстие, ах, как
я сейчас залью его!" И он сдержал слово. Я почувствовала, что вся мокрая;