"Маркиз де Сад. Сто двадцать дней содома " - читать интересную книгу автора

желать всего. От природы Герцог получил примитивные качества, которые, быть
может, как раз уравновешивали опасности его пути. Странная мать-природа
иногда как будто бы договаривается с богатством: кому-то добавить пороков, а
у кого-то их отнять - наверное, для равновесия, ей нужны и те, и другие.
Итак, природа, повторяю я, сделав Бланжи обладателем огромного состояния, в
то же время вложила в него все влечения и способности к порокам. Наделив его
коварным и очень злым умом, она вложила в него душу негодяя, дала вульгарные
вкусы и капризы, из чего и родилась свойственная ему склонность к ужасному
разврату. Он рано стал лживым и жестоким, грубым эгоистом, жадным до
удовольствий, обманщиком, гурманом, пьяницей, трусом, развратником,
кровосмесителем, убийцей, вором, словом, средоточием всех пороков. Ни одна
добродетель не была ему свойственна. Да что я говорю? Он был убежден и часто
повторял, что мужчина, чтобы стать полностью счастливым, должен пройти через
все возможные пороки и никогда не позволять себе никаких добродетелей. То
есть вершить только зло и никому никогда не делать добра. "Есть немало
людей, которые совершают зло только в порыве страсти, - говорил Герцог. -
Справившись с заблуждением, их душа возвращается на путь добродетели. Вот
так в ошибках и угрызениях совести проходит их жизнь, и в конце ее они уже
не знают, какова же была их роль на земле. - Эти люди, - продолжал Герцог, -
должны быть несчастны: всегда колеблющиеся, всегда нерешительные, они
проходят по жизни" ненавидя утром то, что было ими сделано накануне.
Познавая удовольствия, они дрожат, позволяя их себе, и таким образом
становятся порочными в добродетели и добродетельными в пороке. Мой характер
другой. Я не испытываю подобных колебаний и не балансирую на острие в своем
выборе. И так как я всегда уверен, что найду удовольствие в том, что делаю,
раскаяние не ослабляет влечения. Твердый в своих принципах, которые
сформировались у меня еще в молодые годы, я всегда поступаю в соответствии с
ними. Они помогли мне понять пустоту и ничтожество добродетели. Я ее
ненавижу и никогда к ней не вернусь. Я убедился, что порок - это
единственный способ заставить мужчину испытать сладострастие, эту
головокружительную вибрацию, моральную и физическую, источник самых
восхитительных вожделений. С детства я отказался от химер религии,
убедившись, что существование Бога - это возмутительный абсурд, в который
ныне не верят даже дети. И я не собираюсь сдерживать свои инстинкты, чтобы
ему понравиться. Ими меня наделила природа, и если бы я им воспротивился,
это вывело бы ее из себя. Если она дала мне плохие наклонности, значит,
считала таковые необходимыми для меня. Я - лишь инструмент в ее руках, и она
вертит мною, как хочет, и каждое из совершенных мною преступлений служит ей.
Чем больше она мне их нашептывает, тем, значит, более они ей нужны. Я был бы
глупцом, если бы сопротивлялся ей! Таким образом, против меня только законы,
но их я не боюсь: мое золото в мой кредит ставят меня над этими вульгарными
засовами, в которые стучатся плебеи." Если бы Герцогу сказали, что у людей
тем не менее существуют идеи справедливости и несправедливости, являющиеся
творением той же природы, поскольку их находят у всех народов и даже у тех,
кто вообще не приобщен к цивилизации, он бы ответил, что эти идеи
относительны, что сильнейший всегда находит справедливым то, что слабый
считает несправедливым, и если бы их поменяли местами, то соответственно
изменились бы и их мысли, из чего он делает вывод, что то, что доставляет
удовольствие - справедливо, а что неприятности - несправедливо. Что в тот
момент, когда он вытаскивает его луидоров из кармана прохожего, он совершает