"Маркиз де Сад. Сто двадцать дней содома " - читать интересную книгу автора

Впридачу Житон сделал то, что запрещалось делать; его также занесли в
тетрадь. Выполнив обязанности в часовне, все сели за стол. Это была первая
трапеза, на которую были допущены четверо любовников. Каждый из них занял
место рядом с тем, кому он нравился, по правую руку, а его возлюбленный
мужлан - по левую. Восхитительные маленькие гости еще более оживили трапезу;
все четверо были очень любезны, нежны и начинали приспосабливаться к
атмосфере дома. Епископ, будучи в превосходном настроении целовал Селадона
на протяжении всего завтрака; поскольку мальчик должен был быть в катрене,
подающем кофе, он вышел незадолго перед подачей десерта. Когда святой отец,
который только что от него распалился, увидел его совершенно голым в салоне
по соседству, то не мог больше сдерживаться. "Черт подери! - сказал он, весь
пылая, - поскольку я не могу оприходовать его сзади, то, по крайней мере,
сделаю с ним то, что Кюрваль сделал вчера со своим бардашем". И, схватив
мальчугана, он уложил его на спину, просунул ему свой член между ляжками.
Распутник был на небесах, волосы вокруг его члена щекотали миленькую
дырочку, которую он с таким бы удовольствием проткнул; одной рукой он ласкал
ягодицы очаровательного маленького Амура, а другой тряс ему член. Он
припадал губами к губам этого прекрасного дитя, шумно втягивая воздух, и
глотал его слюну. Герцог, чтобы возбудить его зрелищем своего разврата,
встал перед ним, щекоча отверстие в попке Купидона, второго из мальчиков,
которые подавали кофе в тот день. Кюрваль встал у него на виду, заставив
Мишетту возбуждать свой член, а Дюрсе представил ему разведенные ягодицы
Розетты. Каждый старался привести Епископа в экстаз, к которому, как все
видели, он стремился; это произошло, нервы его дрогнули, глаза загорелись
огнем; он показался бы ужасным любому, но только не тем, кто знал, какое
безумное действие оказывает на него сладострастие. Наконец, сперма вырвалась
и потекла по ягодицам Купидона, которого в последний момент услужливо
расположили под его другом, чтобы получить доказательства мужественности,
которые совершенно не являлись его заслугой. Наступило время рассказов, все
устроились в гостиной. Благодаря принятому особому предписанию, все отцы
имели в тот день на своих канапе своих дочерей; никого это не пугало. Дюкло
продолжила свой рассказ так: "Поскольку вы, господа, не требовали, чтобы я
давала вам подробный отчет обо всем, что происходило со мной изо дня в день
мадам Герэн, а рассказывала о необычных событиях, которые могли бы отмстить
некоторые из этих дней, - я умолчу о малоинтересных историях моего детства:
они показались бы вам монотонным повторением того, что вы уже слышали; скажу
вам вот о чем: мне только что минуло шестнадцать лет, и я уже приобрела
достаточный опыт в той профессии, которой занималась; однажды на мою долю
выпал распутник, ежедневные причуды которого заслуживают того, чтобы о них
рассказать. Это был важный председатель лет пятидесяти; если верить мадам
Герэн, которая сказали мне, что знает его уже много лет, он регулярно по
утрам исполнял ту причуду, о которой я вам сейчас расскажу. Его обычная
сводница, которая только что ушла на покой, перед этим перепоручила его
заботам нашей дорогой матушки, и именно со мной он открыл послужной список.
Он устраивался один возле отверстия в стене, о котором я вам уже говорила. В
моей комнате - по соседству с той -находился носильщик или савояр, иными
словами, человек из народа, чистый и здоровый (единственное, чего он желал).
Возраст и внешность не играли никакой роли. Я должна у него перед глазами
(как можно ближе к дырке) возбуждать член этого честного деревенского парня,
предупрежденного обо всем и находившего очень приятным зарабатывать деньги