"Ион Деген. Портреты учителей " - читать интересную книгу автора

пригласили туда.
Димитрий Сергеевич, так мне показалось, посмотрел на меня, как тогда,
после того, что сказал "К декану", как смотрел на меня командир батальона
перед безнадежной атакой.
Я каялся.
Через два дня я пришел на экзамен по биологии. Вытянув билет, я сел,
чтобы подготовиться к ответу. Когда я подошел к столу экзаминатора, Михаил
Михайлович взял из моих рук билет, бегло взглянул на него, отложил в сторону
и сказал:
- Расскажите о теории Чарльза Дарвина с точки зрения марксизма.
Слово в слово я пересказал главу из учебника. Михаил Михайлович ни разу
не перебил меня. Затем он взял матрикул и написал "Хорошо". Я вопросительно
посмотрел на него. Профессор беспомощно развел руками. Это единственное
"Хорошо" лишило меня повышенной стипендии, которую я получал весь второй
семестр. В моем положении это была тяжелая потеря. В последующие годы,
встречая меня после очередной экзаменационной сессии, Михаил Михайлович
вместо ответа на мое приветствие спрашивал:
- Ну, что, моя четверка все еще единственная в твоем матрикуле? - И
ехидно добавлял: - Идеология превыше всего. Hе стать тебе ортопедом, прочно
не усвоив, что марксизм и дарвинизм едины. В утешение тебе скажу, что
четверку поставил не профессор Зотин, а член партбюро Зотин.
Перед государственным экзаменом Михаил Михайлович велел мне принести
матрикул. Он хотел исправить единственное "Хорошо" на "Отлично". Я
отказался, объяснив, что отношусь к этой отметке, как к награде за попытку,
пусть безуспешную, быть человеком. Михаил Михайлович улыбнулся и сказал:
- Быть тебе битым. Дарвин тебе не по душе. Лысенко ты считаешь жуликом.
-А вы?
- Я, брат, колеблюсь вместе с партией.
Весной 1949 года, в разгар правительственного антисемитизма, во время
острейшей борьбы партии с "презренными космополитами" Димитрий Сергеевич
Ловля получил выговор в областном комитете. Он проявил действительно
чудовищное непонимание ситуации. Из трех кандидатов на Сталинскую стипендию
трое оказались евреями. Вскоре после этого, перед началом очередного
партийного собрания Димитрий Сергеевич подошел к нам и голосом еще более
мрачным, чем обычно, произнес:
- Мне стыдно. Я хотел бы принести вам извинение от имени партии, но
пока, увы, приношу вам только от своего имени.
Не ожидая ответа, он пошел к своему месту в первом ряду.
Через несколько месяцев после этого необычного извинения я во второй
раз вошел в кабинет директора с заявлением. Оно содержало просьбу об
отчислении меня из института. Димитрий Сергеевич прочитал заявление,
удивленно посмотрел на меня и пригласил сесть. Я объяснил ему, что
практические занятия в клинике онкологии убедили меня в ошибочности выбора
профессии. Врач из меня не получится. Я не могу видеть страданий безнадежных
больных.
- Начнем с вещей реальных и ощутимых, - сказал Димитрий Сергеевич, - ты
проучился в институте четыре года.
- Три и три месяца.
Директор махнул рукой и продолжал:
- Четыре года ты потерял на фронте. Итого, почти восемь лет. Какую