"Ион Деген. Статьи и рассказы" - читать интересную книгу автора

- Мой дед был трубачом, - начал Хаим. - Вообще-то он был часовым
мастером. Но на еврейских свадьбах он был трубачом. Мы жили в местечке
недалеко от Белостока. Мои родители были ортодоксальными евреями. Я учился в
хедере. Будущее мое не вызывало никаких сомнений. Как и дед и отец, я должен
был стать часовым мастером. Уже в десятилетнем возрасте я умел починить
"ходики". Но еще в девятилетнем возрасте я играл на трубе. Когда мне
исполнилось тринадцать лет, дедушка подарил мне очень хорошую трубу.
Родителям такой подарок к "бар-мицве" не понравился. Тем более что я тоже
начал играть вместе с клезмерами на всех торжествах в нашем местечке.
Дедушка гордился мной и считал, что я стану выдающимся музыкантом. А
родители хотели, чтобы я стал хорошим часовым мастером.
В сентябре 1939 года в наше местечко вошла Красная армия. Впервые в
жизни я услышал настоящий духовой оркестр. А когда капельмейстер услышал
меня, он сказал, что я должен непременно поехать учиться в Минск. Родители,
конечно, даже не хотели слышать об этом. Но дедушка сказал, что каждый
второй еврей - часовой мастер, а такие трубачи, как Хаим, то есть как я,
рождаются раз в сто лет, и тоже не в каждом местечке.
Мне как раз исполнилось шестнадцать лет. Я приехал в Минск и поступил в
музыкальное училище. У меня не было нужной подготовки по общеобразовательным
предметам. Я очень плохо говорил по-русски. В местечке мы говорили на идише.
Я знал польский, а еще немного - иврит. Но когда они услышали мою игру на
трубе, меня зачислили в училище без всяких разговоров и еще назначили
стипендию. Не успел я закончить второй курс, как началась война. Уже в
первый день немцы заняли наше местечко. А я чудом выбрался из Минска на
восток.
Не стану занимать вашего времени рассказами об эвакуации. Одно только
скажу, что осенью сорок первого года в Саратов добрался мой скелет,
обтянутый кожей, а всех вещей у меня была одна труба.
Два месяца я успел поучиться в Саратовском музыкальном училище, и меня
забрали в армию. Это было очень кстати, потому что от голода у меня мутилось
в голове, ноты сливались в сплошную серую полосу, а в груди не хватало
воздуха на целую гамму. Поскольку я был западником, к тому же еще трубачом,
меня не послали на фронт.
Я попал в музыкальный эскадрон кавалерийской дивизии, которая стояла в
Ашхабаде. Вообще, музыкальным эскадроном назывался обыкновенный духовой
оркестр, но при особых построениях мы сидели на конях. Мне это даже
нравилось, Я люблю лошадей, и моя лошадь любила меня.
Не посчитайте меня хвастуном, но в Минске и даже в Саратове все
говорили, что я буду знаменитым трубачом. Я ничего не могу сказать по этому
поводу. Но уже на второй день в Ашхабаде капельмейстер дал мне первую
партию, хотя в эскадроне было десять трубачей и корнетистов и среди них -
даже трубач из одесской оперы. Можно было бы жить по-человечески, если бы не
отношение некоторых музыкантов.
Вы уже знаете, что мое имя Хаим. Я был Хаимом всегда. И при поляках. И
в Минске. И в Саратове. Я не могу сказать, что в Минске и в Саратове это
было очень удобно. И когда меня призвали в армию, в военкомате вместо Хаим
хотели записать Ефим. Я не акшн, но категорически отказался изменить мое
имя. Тем более что это имя моего любимого дедушки, замечательного человека и
хорошего клезмера. Вообще-то у евреев не принять называть ребенка именем
живого деда. Но всякое бывает.