"Ион Деген. Статьи и рассказы" - читать интересную книгу автора

Проснулся от голосов в большой комнате. Солнце пронизывало каждый
кленовый листочек. Золотисто-зеленые блики падали на простыню. Все было
создано для мира и счастья. Но, увы, мира не будет. Это я понял, услышав
настойчивую речь Розы Эммануиловны, прокуренную шершавость учительницы из
старших классов и какой-то непривычно покорный голос мамы.
- Это же уголовное преступление. Вы, надеюсь, понимаете?
- Да, да, - включилась Роза Эммануиловна, - перелом челюсти и ключицы.
- Вот именно. И выбито три зуба, в том числе - вставной.
Я испуганно натянул на себя простыню. Хотя я не представлял себе, что
такое перелом челюсти и ключицы, зато сразу представил себе золотой зуб
Крокодила. Словно наяву увидел, как этот золотой зуб, подпрыгивая, покатился
по шести каменным ступенькам. А за ним еще два. Те, которые ближе кпереди.
Или сзади. Или по бокам от него.
А учительница из старших классов прокуренным басом повелевала:
- Вы немедленно должны заставить его признаться.
- Но ведь вы сами говорите, что никто точно не знает, кто это сделал. А
он не выходил из дома со вчерашнего вечера.
- Не знает, - сказала Роза Эммануиловна, - но только он способен на
такое хулиганство. Большего дезорганизатора нет не только в нашей школе, но
и во всем городе.
- Не могу себе представить. Он добрый мальчик.
- Вы слепы, как всякая мать. Разбудите его и заставьте признаться.
- И все-таки это не он. Потому что, если окажется, что это все-таки он,
я изобью его до смерти.
Так оно и случилось. Вытащили меня из постели. Я, конечно, не
признавался. Тем более что мне уже точно было известно, что никто ничего не
видел и не знает.
Роза Эммануиловна и учительница из старших классов орали на меня и
снова ласково предлагали признаться, и тогда мне ничего не будет. Мама
плакала и очень внимательно смотрела в мои глаза. А я, конечно, не
признавался.
Потом мама перестала плакать, и уже расплакался я, потому что было дико
больно, когда она попадала по тем местам, которые еще не остыли после
вчерашнего избиения.
Потом меня поволокли в школу. В учительской меня допрашивали абсолютно
все, даже те, кто сейчас должны были принимать экзамены в старших классах. А
я стоял в углу, возле свернутых в трубку таблиц и, конечно, не признавался.
Я поглядывал в окно на низенький каменный забор, за которым сегодня утром
лежал в засаде.
Одна таблица немного развернулась, и страшные клешни огромного рака
хотели схватить меня за руку, которая так болела от удара качалкой. Я
отдернул руку от клешни и, конечно, не признавался.
Хотя я представлял себе только то, что значит выбитый золотой зуб и два
простых и не знал, что значит перелом челюсти и ключицы, я очень хотел,
чтобы сейчас у всего педсовета был перелом челюсти и ключицы и еще выбитые
зубы - свои и золотые.
Даже сейчас, вспоминая, как загнанный в угол, избитый, запуганный, я
все отрицал и не шел навстречу педсовету, жаждавшему моего признания и
уничтожения, даже сейчас из самых лучших, из самых благородных побуждений я
не могу воскресить в себе те добрые евангелические чувства, которые