"Сэмюел Дилэни. Время как спираль из полудрагоценных камней" - читать интересную книгу автора

Хэнк останавливается. Его губы растягиваются в улыбке.
- Видишь ли...
- Я, конечно, не спорю, у вас, молодых, могут быть свои заботы, которых
нам, старикам, не понять, но должно же быть чувство ответственности... -
Он замечает, что Хэнк остановился возле двери с надписью "М". - А, ну
ладно. - Он смущенно улыбается. - Рад был с тобой познакомиться, Хэнк. В
этих проклятых полетах всегда приятно потолковать с интересным человеком.
Будь здоров.
Хэнк исчезает за дверью, а через десять минут появляется Хармони
К.Эвентайд, рост шесть футов ровно (отвалился фальшивый каблук, поэтому
пришлось оторвать второй и спрятать оба под кипой бумажных полотенец),
волосы каштановые (о чем не знает даже мой парикмахер). Он такой
энергичный, такой целеустремленный; он с таким вкусом одевается во все
самое безвкусное, что Бизнесмен уже не рискнул бы завести с ним разговор.
Он садится в маршрутный вертолет и летит до "ПАНАМ", спрыгивает на крышу
(да, ту самую), выходит на Гранд сентрал стейшн и шагает по Сорок второй
улице к Одиннадцатой авеню, неся саквояж с вещами, которые мне не
принадлежат.
Сквозь вечерний сумрак течет река света. Большой Белый Путь. Я
пересекаю его по пластиковым плиткам (по-моему, люди, утопающие в белом
сиянии до подбородка, выглядят неестественно), прорываюсь сквозь людской
поток, исторгаемый эскалаторами подземки, подподземки и подподподземки
(после тюрьмы я восемнадцать с лишним недель шарил здесь по карманам у
прохожих и ни разу не попался) и натыкаюсь на стайку смущенных школьниц с
горящими лампочками в прическах. Они дружно жуют резинку и хихикают.
Смущены они оттого, что на них прозрачные синтетические блузки, только что
вновь разрешенные. Я слышал, что вид обнаженной женской груди считается
пристойным (как, впрочем, и наоборот) с семнадцатого века. Заметив мои
одобряющий взгляд, школьницы хихикают еще громче. "Боже мой, - думаю, - а
ведь я в их возрасте ишачил на проклятой молочной ферме..." - и выбрасываю
эту мысль из головы.
По треугольному фасаду "Комьюникейшн Инк" вьется светящаяся лента слов
- прохожим рассказывают на бейсик инглиш о том, какими средствами сенатор
Регина Эйболафия обуздает организованную преступность города. Не могу
высказать, до чего же я счастлив, что неорганизован.
Возле Девятой авеню я вношу саквояж в большой, переполненный народом
бар. В Нью-Йорке я не был два года, но помню, что в последний раз, когда я
сюда наведывался, здесь ошивался очень способный человек, выгодно, быстро
и безопасно сбывший вещи, которые мне не принадлежали. Не знаю, удастся ли
найти его на этот раз.
Я направляюсь к стойке, протискиваюсь между посетителями, уткнувшими
носы в пивные кружки, замечаю тут и там одетых по последней моде и
окруженных телохранителями старикашек. Стоит жуткий шум, над головами
висят косые слои дыма. Подобные заведения не в моем вкусе. Здесь все, кто
помоложе - морфушники или дебилы, а тем, кто постарше, подавай тех, кто
помоложе. Я протискиваюсь к стойке и пытаюсь привлечь внимание коротышки в
белом пиджаке. Внезапная тишина за спиной заставляет меня оглянуться.
На ней было облегающее платье из прозрачного газа; ворот и манжеты
стянуты огромными медными пряжками (ох уж мне этот вкус на грани
безвкусицы); под прозрачной тканью левая рука обнажена, правая обтянута