"Дон Делилло. Белый шум " - читать интересную книгу автора

давно привыкли к нему, будто к некоему ориентиру на местности - отложению
скальных пород или топкому болоту. Бабетта читает ему статьи из "Нэшнл
инкуайрер", "Нэшнл игзэминер", "Нэшнл экспресс", "Глоуб", "Уорлд", "Стар".
Старикан нуждается в еженедельной порции культовых таинств. Стоит ли ему в
этом отказывать? В сущности, чем Бабетта бы ни занималась, моему самолюбию
неизменно льстит, что я так тесно связан с отзывчивой женщиной, которая
любит насыщенную, яркую жизнь, суматоху многодетных семейств. Я постоянно
наблюдаю за тем, как вдумчиво и умело она выполняет свои обязанности, с
какой внешней легкостью переходит от одного дела к другому - не то что мои
бывшие жены, склонные к отрыву от действительности, нервные, эгоцентричные
дамочки со связями в интеллектуальных кругах.
- Я вовсе не на "универсалы" хотела посмотреть. Что эти люди собой
представляют? Носят ли женщины юбки из шотландки и свитера узорчатой вязки?
Одеты ли мужчины в жокейские пиджаки? Что такое жокейский пиджак?
- Все они живут нынче в достатке, - сказал я. - Искренне полагают, что
имеют на это право. Благодаря такой убежденности они, похоже, отличаются
крепким здоровьем. Все румяные, как на подбор.
- Мне трудно представить себе смерть при таком уровне доходов, -
сказала она.
- Возможно, смерти в нашем понимании у них не бывает. Разве что
документы переходят к другим владельцам.
- Но ведь и у нас есть "универсал".
- Маленький, серый с металлическим отливом, и одна дверь полностью
проржавела.
- А где Уайлдер? - спросила она, впав, как обычно, в панику, и
принялась громко звать ребенка, одного из своих.
Тот неподвижно сидел во дворе на трехколесном велосипеде.
Как правило, мы с Бабеттой разговариваем на кухне. Кухня и спальня -
главные помещения в доме, места, где решаются все вопросы, центры влияния.
Остальные комнаты мы оба - и в этом мы с ней солидарны - считаем местами для
хранения мебели, игрушек, ненужных вещей, оставшихся от предыдущих браков и
детей разных родителей, подарков от бывшей родни, поношенных платьев и
всякого хлама: одежды, коробок. И почему только все эти вещи навевают такую
грусть? Будят мрачные мысли, дурные предчувствия, заставляют опасаться не
просто неудачи, не крушения личных планов, а чего-то более общего, более
крупного по масштабам и сути.
Бабетта вошла с Уайлдером и усадила его на кухонную стойку. Спустились
вниз Дениза со Стеффи, и мы заговорили о том, что им понадобится к началу
учебного года. Вскоре настало время обеда - период шума и хаоса. Мы всей
оравой кружили по кухне, толкаясь, препираясь и роняя посуду. Наконец все
остались довольны тем, что удалось урвать из шкафчиков и холодильника или
стянуть друг у друга, и мы принялись спокойно намазывать нашу яркую,
разноцветную еду горчицей или майонезом. В общем настроении преобладало
донельзя серьезное предвкушение удовольствия, награды, добытой тяжким
трудом. За столом было тесно, и Бабетта с Денизой пару раз толкнули друг
дружку локтями, хотя и не произнесли при этом ни слова. Уайлдер по-прежнему
сидел на стойке в окружении открытых картонных коробок, смятой фольги,
блестящих пакетиков картофельных чипсов, чашечек с тестообразными веществами
в пластиковой обертке с колечками и ленточками-открывашками, тонких ломтиков
оранжевого сыра, обернутых целлофаном. Вошел Генрих, мой единственный сын.