"Виктор Делль. Над Истрой-рекой " - читать интересную книгу автора

- Доля материнская, - говорила она слабым голосом. - Ростишь, ростишь
своих детушек - и на тебе, слова не скажи. Откуда в вас жестокости столько,
что понять не можете. Ни себя, ни людей...
- Ладно, ма.
Александр Антонович встал горой возле матери, обнял ее за плечи.
- Прости меня, - сказал он ей. - Поеду, успокою. Но ты и меня должна
понять. Работа дерганая, мне ведь тоже отдохнуть хочется.
- Чем тебе у бабки не отдых? - уже не плача, спросила мать. - С
огородом поможешь. Крыша у них прохудилось. Газ еще не подвели, дров
поколешь. Неужто с палкой возле речки весь отпуск сидеть?
- С удочкой, мать, - поправил он ее, улыбаясь.
- Я и говорю, с палкой. Не стыдно? - спросила уже примирительно.
Зря он сказал ей о рыбалке. Не понимают старые люди
созерцательно-неторопливого отдыха с разговорами обо всем в мире и ни о чем.
Сами не присядут и другим не дадут.
На следующий день он уехал в Истру.
Людям свойственно до конца дней помнить уголок земли, на котором они
родились и выросли. Такие воспоминания не обременяют. Память устроена так,
что с годами все тяжелое отодвигается на задворки, а в переднем углу всегда
найдется что-то солнечное, теплое, хорошее. Известно: каждый кулик свое
болото хвалит. А тут город, да еще какой! Красота Истры, ее окрестностей
воспета художниками. В этом городе жил и работал Чехов. Писал этюды Репин.
Звенигород, Рузу, Истру называют жемчужинами Подмосковья. Александр
Антонович гордился родным городом и не забывал подчеркивать в разговорах,
если о том заходила речь, что вырос в Истре. Бывал, правда, здесь наездом,
очень редко. Поэтому и перемены замечал обостренно, заинтересованно.
Две реки текли возле города. Одна побольше - Истра, другая ручейком -
Макруша. Обе быстрые, холодные, чистые. Возле этих рек бежало детство
Александра Антоновича, его сверстников, имена многих из которых он забыл. Но
помнит, как уходили на реку на весь день, - тогда не было такой родительской
опеки над детьми, как в наши дни, - жгли костер, воровали огурцы с колхозных
полей, морковь, брюкву, турнепс, казавшийся особенно сахарно-сладким.
В сорок первом году город спалили немцы. Взорвали красавец-монастырь.
Начинили землю минами. Город тогда просматривался из конца в конец - ничто
не застило. На месте домов торчали печи с уцелевшими и разрушенными трубами.
В ту зиму погиб муж бабы Анны, дед Тарас. Решил он, как немцев отогнали,
конины добыть, да наехал санками на противотанковую мину. Хоронили его на
местном кладбище возле городской больницы, тоже взорванной и сожженной.
Хоронили тяжело. Во-первых, от деда почти ничего не осталось. Гроб несли
заколоченный. Трудно было представить, что и тела его нет. Во-вторых, мороз
стоял большой, земля промерзла. В том месте, где должны были рыть могилу,
жгли костер, долбили землю заступами и клиньями.
Летом сорок второго года город стал застраиваться времянками. Времянки
лепили из хвороста, обмазывая его глиной, из железнодорожных шпал. В то лето
чуть не погибла баба Анна, и он, Санька, был тому виной. Война прошла через
город. Наследила, намусорила: разбросала оружие, боеприпасы, до которых
всегда были, есть и будут охочи мальчишки. Санька тоже собирал, что мог.
Патрон от противотанкового ружья попал в костер, на котором готовила пищу
баба Анна. Из костра стрельнуло. Пуля ожгла бабе Анне щеку. Тот момент
Александр Антонович помнит до сих пор. Он рядом на огороде копался, когда