"Алла Демидова. Тени зазеркалья" - читать интересную книгу автораакта - Епиходов, Дуняша, Яша, Шарлотта - игралась как чистейшая цирковая
клоунада. Каждый ведет свою тему, но это никуда не выливается. Белиберда, абсурд, клоунада. И все они кричат, не слушая друг друга. Потом на сцену выходят Раневская, Гаев, Лопахин, но и они говорят Бог знает о чем. Лопахин говорит, что назначены торги, а Раневская ему в ответ, вернее - не в ответ - спрашивает: "Кто здесь курит дешевые сигары?" И эта абсурдность диалога продолжается. Говорят Бог знает о чем, но мысль одна - торги. Со скрупулезностью врача Чехов ведет историю болезни. Во II акте в болезнь уже поверили. О ней говорят. Лихорадочно ищут средство спасения. За Лопахина цепляются: "Не уходите... Может быть, надумаем что-нибудь!" "Нелюбимому врачу" Лопахину раскрывают душу (монолог Раневской о "грехах"), докапываются до причины болезни. На откровенность Раневской Лопахин тоже отвечает откровенностью: говорит о своем несовершенстве, что отец бил палкой по голове и что пишет, "как свинья". Ему кажется, что сейчас его слушают, разговаривают с ним "на равных" - и - вдруг - такая бестактная реплика Раневской: "Жениться вам нужно, мой друг... На нашей бы Варе..." От неожиданности, ведь его перебили почти на полуслове, он соглашается торопливо: "Что же? Я не прочь... Она хорошая девушка..." Неожиданным монологом разражается Петя. Но его тоже никто не слушает, не принимает всерьез. Садится солнце, и слышен тревожный звук лопнувшей струны. И как мистическое чувство конца - проход пьяного в черном. 6 марта (четверг). Опоздала на репетицию. За Эфроса - Вилькин. Кричит. Мне скучно и неинтересно. Вилькин репетицию отменил. Завтра не пойду. 7 марта (пятница). Разговор по телефону с Эфросом. Он просил ходить на репетиции. Сказал, что, когда придет, будет работать быстро и чтобы актеры знали хотя бы текст. 10 марта (понедельник). Показывали Эфросу II акт. Вместо меня - Богина. Я не жалею, потому что мне все не нравится. Очень тоскливо. Наконец Эфрос это понял. Говорил про III акт очень эмоционально и интересно. Я никогда раньше не была в Доме-музее А. П. Чехова в Ялте. Пугало само слово - дом-музей. Остался Чехов, который только что переехал с Малой Дмитровки, Чехов в Мелихове, Чехов наездами в Москву, письма Чехова... Он тут, он всегда может появиться... И вдруг - дом-музей. Как мавзолей. И все-таки - пошла. Вернее, потащили знакомые. Поразила меня комнатенка, где спал Чехов - рядом с кабинетом. Такая светлая девичья спаленка. Белая. Узкая, маленькая кровать. Белое пикейное одеяло. Последний год, видимо, он долго жил в этой комнате. Болел. Туберкулез. Длинные утра, переходящие в день, когда не можешь заставить себя встать с кровати. После бессонницы, после предрассветного страха смерти. Говорят, Чехов писал "Вишневый сад" лежа. А по другую сторону от кровати - |
|
|