"Алла Демидова. Тени зазеркалья" - читать интересную книгу автора

- Так и в кино. Слишком много логических фильмов: завязка, кульминация,
развязка. Все последовательно и скучно.

Нужно больше алогизма. Эта новая манера имеет большое будущее - и в
кино, и в литературе, и в театре.

Не видит ли в этом опасность увлечения формальными приемами? Видит
некоторую опасность символизма, но это не страшно. Искусство болело
символизмом лет 20, потом это прошло. Будущее за реализмом. Но это не
исключает поиска, не так ли?

Да, так вы спрашивали о кино? Люблю Феллини. Это здоровый малый с
медленными жестами, говорит спокойно, а внутри самый неспокойный человек на
свете. Как Достоевский. Из этого беспокойства состоят и все его фильмы. И
это нельзя передать в старых традициях. Он пробивается, как боксер, -
напролом.

Сименон ходит по комнате, кажется, увлекся разговором, во всяком
случае, выходит за рамки обязательного:

- Все развивается бурно, очень бурно, это отражается на искусстве. За
последние сто лет человечество пережило, по крайней мере, два ренессанса.
Первый - бурное развитие печати, появление фото. Второй - воздухоплавание,
кино, электроника. Сейчас назревает какой-то новый взрыв... Какой?.. Если бы
я знал - сам бы ринулся впереди всех.

Но время идет, а впереди еще предусмотренная программой экскурсия по
дому. Откладываю блокнот и отправляюсь в путь.

В этом кабинете Сименон только пишет.

Красный пол, красные сафьяновые папки на полках. Любимые книги - в
основном по медицине. Ведь Сименон учился на врача, и девять десятых его
друзей - врачи... Все очень прибрано и аккуратно. Ничего лишнего. Трубки,
трубки; на маленьком столике пишущая машинка.

"Инструмент пыток", - говорит Сименон и показывает большой твердый
мозоль на указательном пальце.

На стене - фотография, единственная в доме. Человек со спокойным
взглядом, усы, трубка.

- Мегрэ? - невольно спрашиваю я.

- Нет, - Сименон качает головой. - Это мой отец. Он умер, когда мне
было 16 лет, и я вынужден был бросить медицину.

- И занялись?..