"Алла Демидова. Тени зазеркалья" - читать интересную книгу автора

Печорин - Губенко казался необычным. И он действительно хорошо
репетировал. Коля Губенко, как никто из актеров, точно вписывался в
задуманный новый театр, хотя, в отличие от нас - "щукинцев", закончил ВГИК и
не прошел вроде бы школу "Доброго человека". Правда, во ВГИКе он прекрасно
играл в "Карьере Артуро Уи". Нечто "брехтовское" было и в его Печорине.
Какая-то замкнутая жестокость ("Нас не надо жалеть, ведь и мы б никого не
жалели..." - он очень хорошо потом читал Гудзенко в "Павших и живых"). И у
меня - Веры - складывались с Печориным какие-то сложные, интересные
отношения. Я его не понимала и боялась жестких, грубых срывов Губенко -
Печорина.

Для меня Губенко был всегда другим полюсом. Я этот полюс даже не
пыталась для себя открывать. Видимо, сказывалось разное воспитание и
отсюда - разные реакции на одни и те же события. Он даже разминался перед
выходом на сцену как-то по-особенному. Если мне, например, надо тихо
посидеть в уголочке, внутренне сосредоточиться на пьесе, на том, что было,
что будет, увидеть весь спектакль целиком, и главное - конец, то Коля перед
выходом на сцену разминался физически. Он делал какую-то свою гимнастику. Я
пробовала подражать, тоже прыгала, сгибалась, разгибалась, и выходила на
сцену совершенно пустой. Я даже увязалась за Колей, когда он несколько лет
спустя пошел к немецкому актеру Шаалю во время гастролей "Берлинер ансамбль"
в Москве, чтобы попросить Шааля показать нам его сложные разминочные
упражнения, без которых, например, Кориолана, как его играл Шааль, не
сыграть. Шааль нам эти упражнения показал. Действительно, очень сложные и
длинные. Я сейчас удивляюсь, почему Шааль, у которого были расписаны минуты,
целый час показывал на гостиничном прикроватном коврике свои упражнения
перед двумя начинающими актерами. Эти упражнения мне не помогли. Я даже и не
пыталась их запомнить и повторить. А для Губенко, видимо, там мало что было
нового.

И вот такой Губенко - Печорин для меня - Веры - был и непонятным, и
притягивающим, и раздражающим, и в чем-то недосягаемым.

Все вроде бы складывалось. Но... репетировали в холодном, нетопленом
помещении, среди ремонта, грязи и разрушенных стен. Торопились и с ремонтом
и с выпуском спектакля к началу сезона. Мы были слишком неопытны; не умели
управлять своей энергией, не умели закреплять найденное на репетиции и
вообще - взялись за разрешение очень трудной задачи в театре - Лермонтов на
сцене.

Довершил мой провал костюм. Я всегда начинаю репетировать в своем
платье. В чем прихожу на репетицию, в том и выхожу на сцену. Пока не
привыкну. Потом через некоторое время надеваю какую-нибудь длинную
нейтральную юбку. И уж потом приходят необходимые детали, которые диктуются
рисунком роли, характером персонажа в общей атмосфере спектакля.

И вдруг! Перед самой премьерой Доррер приносит эскизы костюмов, и их
быстро делают на "Мостеатркостюме", организации, против которой я ничего не
имею, но все-таки шьющей для ансамблей, так сказать, массово.