"Валерий Демин. Ущелье печального дракона" - читать интересную книгу автора

леса сиротливо выделялась полуразрушенная часовня. Она-то и служила
ориентиром секретного бункера. За часовней давно не присматривали. Крыша
прохудилась. Сквозь выбитые двери виднелось надгробие, на нем еле проступала
латинская надпись. Никто толком не знал, кто и когда здесь похоронен.
Спасаясь от обстрела, я пробрался к разрушенной постройке. Один угол был
полностью снесен снарядом, в двух уцелевших Стенах зияла пробоина. Потолок
провис и держался каким-то чудом. На месте развороченного осколком надгробия
возвышалась бесформенная куча камней, щебня и прелых щепок, где я нечаянно
заметил книгу - старую-престарую книгу в истлевшем кожаном переплете,
тронутом плесенью и сыростью,
Времени на размышление не оставалось. В лесу уже показались советские
солдаты. Почти машинально я схватил книгу под мышку, скакнул через пролом в
стене и, утопая в рыхлом снегу, побежал вниз, к зарослям мелкого сосняка. Не
без труда удалось проникнуть в законсервированный подземный бункер, где под
многометровым слоем земли и бетона хранились оружие, боеприпасы и
продовольствие, которых на многие недели хватило бы не одному десятку людей.
Я намеревался пробыть в убежище до тех пор, пока наступающие советские
войска не продвинутся дальше вперед. Возвращаться в Кенигсберг не имело
смысла. Нетрудно было предугадать, что война кончится через несколько
месяцев, а падение Восточной Пруссии - дело ближайших недель. Поэтому я
решил пробираться на побережье и оттуда, быть может, бежать в Швецию. Однако
судьба распорядилась иначе.
Сквозь толстые бетонированные стены убежища до меня доносился
приглушенный шум боя: сухо трещали пулеметы, сердито ухали пушки, потолок
поминутно сотрясало дальними и ближними разрывами. Я обошел комнаты и
кладовые убежища, разыскал аккумуляторы и включил свет. Предчувствуя долгие
томительные часы ожидания и безделья, я принялся рассматривать старинную
книгу, подобранную среди развалин часовни. На ветхих, изъеденных временем
листах пергамента, прошитых толстой провощенной ниткой и вставленных в
самодельный кожаный футляр, была описана жизнь некоего Альбрехта Роха,
монаха францисканского ордена, дипломата и крестоносца, собственноручно
составившего сей удивительный труд, когда на склоне лет, разочарованный и
надломленный, он удалился в тевтонские земли замаливать грехи прошлого.
По-видимому, он умер, как и подобает отшельнику: почувствовав приближение
смерти, лег в заранее приготовленный гроб, положил рядом манускрипт -
подробный реестр действительных и мнимых грехов, который намеревался вручить
пред райскими вратами не иначе как самому апостолу Петру, - накрыл гроб
крышкой и тихо скончался. Много позже над могилой затворника, ставшей к тому
времени местом поклонения, возвели часовню, которая и простояла до наших
дней. Латинская рукопись захватывала с первой же страницы. Из дали
средневековья нелюдимый монахаскет поведал не ведомую никому и почти
невероятную историю...

ЗАВЕЩАНИЕ КРЕСТОНОСЦА

Немало пережил Альбрехт Рох за годы долгой и трудной Жизни. Сын богатого
немецкого купца, осевшего в Лангедоке, он осиротел в тринадцать лет после
альбигойской резни в Провансе. На глазах мальчика каратели растерзали мать,
отца я старших сестер. Чудом уцелев при разграблении дома и лавки, он стал
бродягой. В тот год прошел по Европе слух, что немыслимо добиться