"Ирина Денежкина. Валерочка " - читать интересную книгу автора

удалось, пришлось везти в травмпункт. Это вместо намеченного похода в
кинотеатр с кульком черешен. В "травме" Дыню осмотрели, тут же позвонили в
милицию. Лидия с Дыниным мотались из больницы в отделение по душной жаре и
Дынин чуть не плакал от всего, что на него вдруг навалилось. Перевязки, дяди
в форме... Лидия соображала, как объяснить отсутствие при ней Сеткина (она
же должна была сдать его в органы!), но объяснять ничего не пришлось. Дыня
уныло твердил, что упал и даже рисовал подробности: скамейка с отодранной
доской, скользкие сандалии... Лидия вспомнила: да, есть такая скамейка.
Участковый велел прийти назавтра и ещё назавтра, но Дынин ничего нового не
добавил и от него отстали.
Через четверть часа Лёва вышел, белея свежим бинтом на загорелой коже.
Поехали в лагерь.
Тарас всё время жался к Кларе, она поджимала губы и отходила. Тарас
снова лез, его толкали. Громко ревела музыка, мигали разноцветные огни.
Клара танцевала легко, короткая юбочка моталась вокруг бёдер, рядом гоготали
Игнат и Кудрявость, успевшие после ужина сбегать в киоск за пивом. Они
врывались в круги танцующих, смеялись, хватали за руки девчонок, те весело
отбрыкивались.
Веселье этих двух "обалдуев", как называла их Клара Петрова, было также
и от того, что полчаса назад на четвёртом корпусе, который стоит боком прямо
к пляжу (а значит, всем виден), написали белилами "fuck da Sетkin". Крупно
написали, от души. Радовались теперь.
Кудрявость и Игнат всем нравились. За ними и Тарасом прочно закрепилась
слава "крутых". Их боялись. А девчонки хотели заполучить в приятели. Вот и
сейчас Катя Моисеева четырнадцати лет с тщательно накрашенными губами и
прямыми чёрными волосами не торопилась вырывать рукав прозрачной кофточки из
потных ладоней. Танцевала совсем близко от Игната. "Ну где же ручки, ну где
же ваши ручки, давай поднимем ручки и будем танцевать!..." Катя Моисеева
подняла ручки, потом обрушила их на плечи Игната. Тот не задумываясь
потянулся к губам, размазал помаду, Катя старательно втягивала слюни.
Они отделились от танцующих ребят и вертящейся вокруг малышни. Пьяно
шатаясь пошли за столовую на каменную площадку, облепленною кустами алычи.
Стали обниматься. "Только не грубо, а то сбежит..." - машинально думал
Игнат. Руки скользили по вздрагивающим бёдрам Моисеевой. Игната охватил
страх и азарт. С замиранием сердца притиснулся ближе, в животе стало
щекотно. Краем глаза отметил широкий каменный барьер площадки, заросший
какой-то мелкой травкой, похожей на мох. Подвёл Катю, потянул вниз. Катя
послушно легла, ладони её вспотели от волнения. Игнат торопливо, слишком
торопливо, принялся снимать с Моисеевой трусы, она, впрочем, не возражала.
Даже потянула Игнатовы штаны вниз. Игнат навалился сверху, пошарил руками,
придвинул член к входу во влагалище. Резко качнулся вперёд. Катя тяжело и
испуганно дышала. Член скользнул по крепким бёдрам, Игнат еле слышно
прошипел: "Ах, сука...". Раздвинул ноги пошире. Помогая себе двумя руками,
наконец, пихнул член внутрь. Катя пискнула, придавленная Игнатом. А он
лихорадочно забился, опершись на руки и через две минуты ткнулся вспотевшим
лицом в Катино плечо. Она испугалась его висящей мокрой губы, открытого рта,
бессмысленных глаз. Дёрнулась, но он лежал, свесив ноги и лишь качнулся.
Катя Моисеева чуть не заплакала, её охватила паника. Царапаясь пальцами, она
попыталась выбраться из-под Игната. Всхлипнула:
- Блядь, чё ты, чё ты?...