"Генерал А.И.Деникин "Очерки Русской Смуты" (Том второй)" - читать интересную книгу автора

Корнилов ждал приезда Керенского и Савинкова; 27-го вел переговоры в
надежде на мирный исход, а с вечера этого дня пути во многих местах были
разобраны и бывшие впереди эшелоны Туземной дивизии и 3-го конного корпуса
безнадежно застряли, разбросанные на огромном протяжении железнодорожных
линий, ведущих к Петрограду. Было только две возможности: не ведя
переговоров, передав временное командование генералу Лукомскому, выехать
27-го с одним эшелоном на Петроград, или позже перелететь на аэроплане в
район Дуги, рискуя, впрочем, в том и другом случае вместо "своих" попасть
к "чужим", так как с Крымовым всякая связь была прервана. Обе эти
возможности сильно ударялись в область приключений.
В Могилеве царило тревожное настроение. Ставка работала по-прежнему, и
в составе ее не нашлось никого, кто бы посмел, а, может быть, кто бы хотел
не исполнить приказания опального Верховного... Ближайшие помощники
Верховного, генералы Лукомский и Романовский и несколько других офицеров
сохраняли полное самообладание. Но в души многих закрадывались сомнение и
страх. И среди малодушных начались уже панические разговоры и принимались
меры к реабилитации себя на случай неуспеха. Бюрократическая Ставка по
природе своей могла быть мирной фрондой, но не очагом восстания.
В гарнизоне Могилева не было полного единства: он заключал в себе до
трех тысяч преданных Корнилову - корниловцев и текинцев - и до тысячи
солдат Георгиевского батальона, тронутых сильно революционным угаром и уже
умевших торговать даже своими голосами...*51 Георгиевцы, однако, чувствуя
себя в меньшинстве, сосредоточенно и угрюмо молчали; иногда, впрочем,
происходили небольшие побоища на глухих городских улицах между ними и
"корниловцами". И когда 28-го августа генерал Корнилов произвел смотр
войскам гарнизона, он был встречен могучими криками "ура" одних и злобным
молчанием других. "Никогда не забыть присутствовавшим на этом историческом
параде - говорится в хронике Корниловского полка - небольшой, коренастой
фигуры Верховного... когда он резко и властно говорил о том, что только
безумцы могут думать, что он, вышедший сам из народа, всю жизнь
посвятивший служению ему, может даже в мыслях изменить народному делу. И
задрожал невольно от смертельной обиды голос генерала, и задрожали сердца
его корниловцев. И новое, еще более могучее... "ура" покатилось по серым
рядам солдат. А генерал стоял с поднятой рукой... словно обличая тех, кто
нагло бросил ему обвинение в измене своей Родине и своему народу"...
Если бы этот могучий клик мог докатиться до тех станций, полустанков,
деревень, где столпились и томились сбитые с толку, не понимавшие ничего,
в том что происходит, эшелоны крымовских войск!..
Город притих, смертельно испуганный всевозможными слухами, ползущими из
всех углов и щелей, ожиданием междоусобных схваток и кровавых самосудов.
***
Старый губернаторский дом на высоком, крутом берегу Днепра, в течение
полугода бывший свидетелем стольких исторических драм, хранил гробовое
молчание. По мере ухудшения положения стены его странно пустели и в них
водворилась какая-то жуткая, гнетущая тишина, словно в доме был покойник.
Редкие доклады и много досуга. Опальный Верховный, потрясенный духовно, с
воспаленными глазами и тоскою в сердце, целыми часами оставался один,
переживая внутри себя свою великую драму, драму России. В редкие минуты
общения с близкими, услышав робко брошенную фразу, с выражением надежды на
скорый подход к столице войск Крымова, он резко обрывал: