"Антон Иванович Деникин. Очерки русской смуты (том 4) " - читать интересную книгу автора

Красной армии не служили. Все они зачислялись в строй, преимущественно в
офицерские роты, без всяких разбирательств, кроме тех редких случаев, когда
о тех или иных поступали определенные сведения. Часть "запаздывающих"
офицеров, главным образом высших чинов, проходили через особо учрежденные
следственные комиссии (судные).
Отношение к офицерам, назначенным в офицерские роты, было довольно
ровное. Многие из этих офицеров быстро выделялись из массы и назначались
даже на командные должности, что в частях Дроздовской дивизии было явлением
довольно частым. В Корниловской дивизии пленные направлялись в запасные
батальоны, где офицеры отделялись от солдат. Пробыв там несколько месяцев,
эти офицеры назначались в строй также в офицерские роты. Иногда ввиду
больших потерь процент пленных в строю доходил до 60. Большая часть из них
(до 70 процентов) сражались хорошо, 10 процентов пользовались первыми же
боями, чтобы перейти к большевикам, и 20 процентов составляли элемент, под
разными предлогами уклоняющийся от боев. При формировании 2-го и 3-го
Корниловских полков состав их состоял, главным образом, из пленных. Во 2-м
полку был офицерский батальон в 700 штыков, который по своей доблести
выделялся в боях и всегда составлял последний резерв командира полка.
В частях Дроздовской дивизии пленные офицеры большею частью также
миловались, частично подвергаясь худшей участи - расстрелу. Бывали случаи,
что пленные офицеры перебегали обратно на сторону красных.
Что касается отношения к красному молодому офицерству, то есть к
командирам из красных курсантов, то они знали, что ожидает их, и боялись
попасться в плен, предпочитая ожесточенную борьбу до последнего патрона или
самоубийство. Взятых в плен, нередко по просьбе самих же красноармейцев,
расстреливали".
Этот больной вопрос возник и в Красной армии и был разрешен как раз в
обратном направлении.
Для агитации среди белых Бронштейн составил лично и выпустил воззвание:

"...Милосердие по отношению к врагу, который повержен и просит
пощады. Именем высшей военной власти в Советской республике заявляю: каждый
офицер, который в одиночку или во главе своей части добровольно придет к
нам, будет освобожден от наказания. Если он делом докажет, что готов честно
служить народу на гражданском или военном поприще, он найдет место в наших
рядах..."

Для Красной армии приказ Бронштейна звучал уже иначе:

"... Под страхом строжайшего наказания запрещаю расстрелы пленных
рядовых казаков и неприятельских солдат. Близок час, когда трудовое
казачество, расправившись со своими контрреволюционными офицерами,
объединится под знаменем Советской власти..."{76}

Мы грозили, но были гуманнее. Они звали, но были жестоки.
Советская пропаганда имела успех не одинаковый: во время наших боевых
удач - никакого; во время перелома боевого счастья ей поддавались казаки и
добровольческие солдаты, но офицерская среда почти вся оставалась совершенно
недоступной советскому влиянию.
Армии преодолевали невероятные препятствия, геройски сражались,