"Станислав Десятсков. Смерть Петра Первого (Интриги, заговоры, измены) " - читать интересную книгу автора

под платьем-то ничегошеньки...
Тут, как и ожидала Екатерина, все фрейлины дружно захихикали и
обернулись к побелевшей от злости Головкиной.
- А из-за кустов вдруг как выскочит белый козел, как поддаст Катьке
под голый 8ад... И к чему бы сие? - Екатерина Алексеевна в недоумении
развела руками.
Фрейлины уже не хихикали, а ржали, яко молодые кобылицы. А Балакирев
нежданно упал на четвереньки и с диким воплем: "Бее! бее!" - козликом
поскакал на Катиш Головкину. Та едва успела подобрать тяжелое парчовое
платье, чтобы шут не обмарал слюною.
- Государыня, позвольте мне выйти, мне дурно... - пробормотала
Головкина.
- Иди, матушка, иди! Да снам чужим и наветам чуждым не особо-то
доверяй! - уже добродушно молвила Екатерина.
Петербургская злая оса, как в свете звали Головкину, пулей вылетела из
залы. Смеющиеся фрейлины вытирали слезы на глазах. Посмешила матушка царица
на славу. Шутка удалась, и Екатерина милостиво возложила руку на плечо
догадливо подскочившего шута и прошествовала в свой кабинетец, где ее
нетерпеливо поджидал Виллим Монс, дорогие сладкие губы. Занятия предстояли
личные, но отменно важные: по делам собственной вотчинной кацелярии ее
величества.
- Своя рубашка она завсегда ближе к телу! - весело осклабился
Балакирев, закрывая дверь в кабинет Екатерины.
В то самое время, когда Екатерина Алексеевна решала дела семейные, на
другой, мужской половине дворца решались вопросы самые важные,
государственные.
Закутавшись в долгополый персидский халат (трофей из последнего
похода), Петр I, вопреки обыкновению, никого из вельмож к себе не допустил и
сидел в своем кабинете совершенно одиноко, нацепив на нос смешные
голландские очки в тонкой оправе. Очки эти он купил еще во время своей
второй поездки в Амстердам, и очки те были от дальнего взгляда. Потому как
ныне, когда великими викториями и главными мирными трактаментами закончились
все войны и походы, взгляд на дела российские должен был быть не дальний,
сквозь пороховой дым, а ближний, пристальный, как чере-з микроскоп голландца
Левенгука.
Надобно было заняться внутренними законами и установлениями для молодой
империи. Впрочем, Петр I готовился к этим трудам уже третий год, когда сразу
после Ништадтского мира отправил в Швецию молодого гамбургского юриста Фика,
дабы оный ознакомился со всеми законами и установлениями шведского
королевства. Тогда он еще полагал, что шведы, которые оказались учителями в
трудах воинских, такими же явятся и в трудах мирных.
Но вот Фик явился недавно из своего заморского вояжа и объявил, что,
хотя законов в Швеции много и он привез с собой целый сундук фолиантов,
законы те сами шведы, после того как погиб Карл XII, все переменили, и
шведская аристократия там ныне такую власть забрала, что Швеция, почитай,
стала родной сестрицей польской шляхетской республике, Речи Посполитой. Ну а
политичные порядки в Польше, где каждый шляхтич в огороде был равен воеводе,
Петр I и его приближенные сами отменно ведали - во время Северной войны
временами случалось, что, почитай, вся Речь Посполитая была под русской ру
сой.