"Жерар де Вилье. Багдадские повешенные ("SAS")" - читать интересную книгу автора

Малко понимал, но это не уменьшало его отчаяния. Единственная надежда
рухнула. О том, чтобы открыть свои планы этому жалкому существу, не могло
быть и речи.
Немного осмелев, доктор Шавуль продолжал:
- Больше всего я беспокоюсь за свою дочь. Как еврейке ей запрещено
поступать в университет. А она такая умная девочка... С работой ей тоже
тяжело. Стоит кому-то взять ее на службу, как приходят люди из Бааса и
"советуют" ее уволить... И платят ей везде очень мало. Много платить
боятся: обвинят в пособничестве...
Наступило тягостное молчание, затем доктор робко спросил:
- Зачем вы пришли ко мне, мистер? Чем я могу вам помочь?
Ужасно смутившись, Малко заставил себя улыбнуться:
- Я только хотел узнать, как вы поживаете... Ваши бейрутские друзья
беспокоились о вашем здоровье.
Шавуль покачал головой:
- Бейрут - это так далеко... Что ж, скажите, что у меня все хорошо. К
счастью, у нас еще есть действующие синагоги... в общем, передайте, что все
не так уж плохо.
- Обязательно передам, - пообещал Малко.
Да, он это передаст, да еще кое-что от себя добавит.
Он встал, достал из бумажника две купюры по сто динаров и сунул их под
телефон.
- Это за консультацию, доктор, - сказал Малко. - Всего доброго. - И
открыл дверь, прежде чем Шавуль успел что-либо возразить. Последнее, что он
увидел с порога, было лицо доктора, сморщенное в благодарной улыбке.
Малко с гнетущим чувством вышел на улицу. В Багдаде таких, как Шавуль,
насчитывалось около восьми тысяч. Большинство своих евреев иракцы выслали
из страны, конфисковав все имущество, но эту горстку оставили - то ли в
качестве заложников, то ли как мишень для погромов на случай, если горожане
станут тосковать от безделья.
Задача Малко становилась все более нереальной. В Багдаде он больше
никого не знал. Оставшись наедине с собой, он стал вполголоса поносить Теда
Хейма самыми нелестными словами.
Живя в атмосфере постоянной лжи, некоторые агенты в конце концов
заболевали ею сами и начинали принимать желаемое за действительное. Пройдя
долгий путь, сомнительные данные воспринимались ими как неоспоримые факты.
Теперь ему совершенно не хотелось выходить на связь с полковником
Абдулом Хакматом. Это могло закончиться полным провалом всей операции.
Тогда он мог рассчитывать увидеть Виктора Рубина только на эшафоте площади
Аль-Тарир. И хорошо еще, если не рядом с собой.
Он с облегчением окунулся в суматоху Саадун-стрит, не без труда
отрешившись от печального мира доктора Шавуля.

У генерала Латифа Окейли были круглые выпученные глаза, напоминавшие
глаза больного крокодила. На верхней губе, как нарисованная, чернела тонкая
полоска усов. Говорил он важно, неторопливо и с причмокиванием. Ежедневно
генерал проводил больше двенадцати часов в своем кондиционированном
кабинете армейской службы безопасности, лично изучая каждое досье и делая
на папках микроскопические пометки разноцветными карандашами.
Большая голова, сидящая на худых костлявых плечах, придавала ему