"Филипп Кинред Дик. Что за счастье быть блобелем!" - читать интересную книгу автора

помощью псевдоподий, и размножались делением - остались, по сути своей, теми
же самыми амебами. Встретившись с блобелем, средний земной колонист
испытывал чаще всего тошноту и омерзение.
Однако омерзение - еще не причина для военных действий, война
разгорелась из соображений экологических. Отдел гуманитарной помощи ООН
возжелал изменить состав атмосферы Марса, сделать ее более пригодной для
нужд земных поселенцев - и напрочь непригодной для блобелей, давно уже
осевших на Марсе; последнее обстоятельство как-то упустили из виду. Тут-то
все и началось.
Вот если бы, размышлял Манстер, можно было поменять атмосферу на
половине Марса... Но от броуновского движения никуда не денешься, прошел
десяток лет, и нового состава воздух диффундировал, разнесся по всей
планете, причиняя блобелям неописуемые - именно так они их описывали - страт
дания. Горящие жаждой мести блобели направили космическую армаду, которая
опутала Землю сетью весьма высокотехнологичных спутников; высокая эта
технология должна была постепенно изменить атмосферу Колыбели Человечества.
До такого дело, конечно, не дошло - военное министерство ООН не сидело без
дела; взлетели самонаводящиеся ракеты, спутники разлетелись в клочья - и
пошло веселье.
- Мистер Манстер, а вы женаты? - спросил доктор Джонс.
Одно такое предположение заставило Манстера содрогнуться.
- Нет, сэр. И вы поймете почему, когда я закончу свой рассказ. Видите
ли, доктор... - Он раздавил окурок в пепельнице. - Я постараюсь быть с вами
откровенным. Я был шпионом. Боевой приказ, мне дали такое задание из-за
проявленной мною храбрости. Сам не напрашивался.
- Понимаю, - умудренно кивнул доктор Джонс.
- Понимаете? - Голос Манстера срывался. - А вам известно, каким образом
люди шпионили среди блобелей? С чем это было связано?
- Да, мистер Манстер, - снова кивнул доктор Джонс. - Вам пришлось
пожертвовать человеческой формой и принять отвратительную форму блобеля.
На лице Манстера появилось отчаяние: он сидел, сжимая и разжимая
кулаки. Доктор Джонс сочувственно тикал.
Вечером в маленькой своей квартирке на четвертом переходе Е триста
девяносто пятого Манстер открыл бутылку скотча; он сидел в полном
одиночестве и пил из чашки - сходить к раковине и взять из висящего над ней
шкафчика стакан не было ни сил, ни желания.
Ну и какой же толк от сегодняшней беседы с доктором Джонсом? Вроде и
никакого, если не считать глубокой прорехи в и без того жалких финансах. А
столь жалкое состояние этих самых финансов объясняется тем, что...
Попросту говоря, половину суток Манстер был человеком, как все, а
половину - блобелем, и это - несмотря на все отчаянные усилия и свои, и
Ооновского госпиталя для ветеранов. Каждый день он трансформировался в эту
ненавистную, войной навязанную форму. Расползался посреди своей квартиры
бесформенным ошметком одноклеточного студня.
Пенсию ветеранам платили крохотную, на работу - не устроиться; подыскав
себе какое-нибудь место, Манстер волновался, а разволновавшись, неизбежно
трансформировался, растекался по полу прямо на глазах нового работодателя и
предполагавшихся сотрудников.
Такое не очень помогает установлению тесного делового сотрудничества.
Ну вот, начинается. Стрелка часов приближалась к восьми, и Манстера