"Чарльз Диккенс. Жизнь и приключения Николаса Никльби" - читать интересную книгу автора

Сейчас я не могу припомнить, каким образом дошли до меня слухи об
йоркширских школах в ту пору, когда я был довольно болезненным ребенком,
проводил время в уединенных уголках близ Рочестерского замка и голова у меня
была забита Партриджем, Стрэпом, Томом Пайпсом* и Санчо Пансой. Но я помню,
что именно в то время составилось первое мое представление о них и что оно
было как-то связано с гноящимся нарывом, с которым вернулся домой какой-то
мальчик, потому что его йоркширский наставник, философ и друг вскрыл нарыв
перочинным ножом, запачканным чернилами. Как бы ни создалось это
представление, оно не покидало меня никогда. Я иногда интересовался
йоркширскими школами, впоследствии много раз получал о них новые сведения и,
наконец, приобретя читателей, решил написать о них.
С этим намерением, прежде чем начать эту книгу, я поехал в Йоркшир, в
очень суровую зимнюю пору, которая довольно точно здесь описана. Так как я
хотел повидать двух-трех школьных учителей, а меня предупредили, что они, по
скромности своей, могут испугаться визита автора "Записок Пиквикского
клуба", я посоветовался с одним приятелем*, у которого были знакомые в
Йоркшире, и с его помощью пошел на обман с благою целью. Он дал мне
несколько рекомендательных писем, но не на мое имя, а на имя одного из моих
дорожных спутников. В них упоминалось о некоем несуществующем мальчике,
оставшемся у матери-вдовы, которая не знает, что с ним делать. Бедная леди,
воззвав к запоздалому состраданию родни, решила послать его в йоркширскую
школу. Я - друг бедной леди, путешествую в этих краях, и если адресат может
сообщить мне сведения о какойлибо школе в окрестностях, пишущий эти строки
будет ему весьма признателен...
Я побывал в различных местах этой части страны, где по сведениям, мною
полученным, было множество школ, но ни разу мне не представлялся случай
передать письмо, пока я не приехал в один город, которого я не назову. Того,
кому оно было адресовано, не оказалось дома, но вечером, в снегопад, он
пришел в гостиницу, где я остановился. Мы пообедали, и долгих уговоров не
потребовалось, чтобы он сел в теплый уголок у камина и отведал вина,
стоявшего на столе.
Боюсь, что его уже нет в живых. Помню, это был веселый, румяный,
широколицый человек; помню, что мы с ним быстро сошлись и беседовали о
всевозможных предметах, но только не о школе - этой темы он старательно
избегал. "Есть здесь поблизости большая школа?" - спросил я его, возвращаясь
к письму. "Да,- сказал он, школа есть довольно большая".- "И хорошая?" -
осведомился я. "Ну, как сказать! - ответил он.- Не хуже всякой другой. Как
на чей вкус". И стал смотреть на огонь, обводить глазами комнату и
потихоньку насвистывать. Когда я вернулся к теме, которую мы обсуждали
раньше, он сразу оживился, но сколько я ни пытался, мне так и не удалось
поговорить о школе: даже если он перед этим хохотал, я замечал, что лицо у
него мгновенно вытягивалось и ему становилось не по себе. После того как мы
очень мило провели часа два вместе, он вдруг схватился за шляпу, перегнулся
через стол и, глядя мне прямо в лицо, тихо сказал: "Послушайте, мистер, мы с
вами хорошо побеседовали, и теперь я вам скажу, что у меня на уме. Пусть эта
вдова не отдает своего мальчика нашим школьным учителям, пока еще есть в
Лондоне лошадь, за которой нужно присмотреть, и канава, где можно лечь и
выспаться. Я не хочу злословить о моих соседях и говорю вам по секрету. Но
будь я проклят, если мне удастся заснуть, не предупредив через вас эту
вдову, чтобы она не отдавала мальчика таким негодяям, пока есть в Лондоне