"Чарльз Диккенс. Рецепты доктора Мериголда" - читать интересную книгу автора

похожий на голос брата, который в колонии обучал нас музыке. Я остановилась,
охваченная страхом и какой-то странной радостью, и голос впереди меня сразу
перестал петь.
- Добрый вечер! - сказал он, и в нем слышалась такая доброта,
прямодушие и мягкость, что я сразу почувствовала к нему доверие.
- Подождите меня, - сказала я, - мне ничего не видно в темноте, а я
тороплюсь в Лонгвилл.
- Я тоже иду туда, - ответил голос, к которому я приближалась с каждой
секундой, и вскоре я различила сквозь туман высокую темную фигуру.
- Брат, -сказала я и затрепетала, сама не знаю почему, - далеко ли еще
до Лонгвилла?
- Только десять минут ходьбы, - ответил он так весело, что я сразу
приободрилась, - обопритесь на мою руку, и мы скоро будем там.
Когда мои пальцы легли на его локоть, мне показалось, что я нашла
твердую опору и надежного защитника. Поравнявшись с освещенными окнами
деревенской гостиницы, мы поглядели друг на друга. Лицо его было добрым и
прекрасным, словно на самых лучших картинах, какие мне только доводилось
видеть. Не знаю почему, но мне вспомнился архангел Гавриил.
- Вот мы и пришли в Лонгвилл, - сказал он. - Куда вас проводить?
- Сэр, - ответила я (на свету мне как-то неловко было называть его
братом), - я еду в Вудбери.
- В Вудбери? - повторил он. - В такое время?.. И совсем одна? Через
несколько минут должен подойти дилижанс, с которым я собирался отправиться в
Вудбери. Разрешите служить вам провожатым?
- Благодарю вас, сэр, - ответила я, а потом мы молча стояли рядом, пока
совсем близко в тумане не блеснули фонари дилижанса. Незнакомец открыл
дверцу, но я отступила, глупо устыдившись своей бедности - недостойное
чувство, которое следовало побороть.
- Мы бедны, - пробормотала я, - я должна ехать наверху.
- Но не в зимнюю же ночь, - сказал он. - Ну-ка, садитесь быстрее.
- Нет, нет, - ответила я твердо, - я поеду снаружи.
Прилично одетая крестьянка с ребенком уже поднялась на империал, и я
поспешила присоединиться к ней. Мое место было самым крайним и выступало над
колесами. Кругом по-прежнему стояла такая темнота, что ничего нельзя было
рассмотреть, и лишь тусклые пятна света от фонарей дилижанса скользили по
лишенным листвы живым изгородям. Все остальное тонуло в непроглядном мраке.
Я думала только о моем отце и о разверзнувшихся перед ним дверях тюрьмы. Но
тут на мой локоть легла чья-то сильная рука, и я услышала голос Гавриила:
- Это место очень опасно, - сказал он. - При сильном толчке вас может
сбросить на землю.
- Мне так тяжело, - ответила я с рыданием, теряя последние остатки
мужества.
Под покровом темноты я тихо плакала, закрыв лицо руками, и слезы эти
облегчили горечь моей печали.
- Брат, - сказала я (было темно, и я снова могла называть его так), - я
лишь несколько дней назад вернулась домой из школы, и мне незнакомы обычаи и
горести мира.
- Дитя мое, - ответил он тихо, - я видел, как вы плакали, склонив
голову на руки. Не могу ли я помочь вам?
- Нет, - ответила я, - мое горе касается только меня и моих близких.