"Чарльз Диккенс. Сбор в житницы" - читать интересную книгу автора

совершившаяся за одну ночь в ее отце, быть может, нагляднее всего сказалась
в том, что он рад был бы видеть Луизу в слезах.
- Существует мнение, - продолжал он все так же неуверенно, - что есть
мудрость ума и мудрость сердца. Я с этим не соглашался, но, как я тебе
говорил, я уже себе не доверяю. Я считал, что достаточно мудрости ума; но
могу ли я ныне утверждать это? Ежели то, чем я пренебрег, и есть мудрость
сердца - то самое чутье, которого мне не хватает...
Он говорил с сомнением в голосе, словно и сейчас еще не желал
соглашаться, что это именно так. Она ничего не отвечала ему и молча лежала
на кровати, - почти такая же растерзанная и неподвижная, какой накануне
лежала на полу в его кабинете.
- Луиза, дорогая, - и он снова коснулся рукой ее волос, - последнее
время я мало бывал дома; и хотя твоя сестра воспитывалась по моей...
системе, - на этом слове он каждый раз спотыкался, - все же ее
придерживались менее строго, ибо по необходимости Джейн с ранних лет была
окружена не только моими заботами. Я хочу спросить тебя, смиренно
признаваясь в моем невежестве, как ты думаешь - это к лучшему?
- Отец, - отвечала она, не поворачивая головы, - если кто-то пробудил в
ее юной душе гармонию, которая безмолвствовала в моей, пока не зазвучала
нестройно нефальшиво, то пусть она возблагодарит бога за то, что ей суждено
больше счастья, чем выпало мне на долю.
- О дитя мое! - воскликнул он горестно. - Как больно мне слышать это от
тебя! Что нужды в том, что ты меня не упрекаешь, когда я должен столь
жестоко упрекать самого себя! - Он опустил голову и заговорил, понизив
голос: - Луиза, я подозреваю, что здесь, в моем доме, мало-помалу многое
изменилось одной лишь силой любви и горячей признательности; и то, что не
было и не могло быть сделано одним умом, в тиши доделало сердце. Может ли
это быть?
Она молчала.
- Я не стыжусь поверить этому, Луиза. К лицу ли мне гордость, когда я
смотрю на тебя! Может это быть? Так ли это, дорогая?
Он еще раз бросил взгляд на свою дочь, неподвижно, словно обломок
крушения, лежащую перед ним, и, не проронив больше ни слова, вышел из
комнаты. Спустя несколько минут она услышала легкие шаги у дверей и
почувствовала, что кто-то стоит подле нее.
Она не подняла головы. От мысли, что ее несчастье видят те самые глаза,
чей взгляд некогда так глубоко уязвил ее, потому что в нем невольно - и увы,
недаром, - отразился страх за нее, она испытывала глухую, но жгучую, как
тлеющий огонь, обиду. Любая стихийная сила, если заключить ее в слишком,
тесное узилище, становится пагубной. Воздух, который был бы благодатен для
земли, вода, которая напоила бы ее, тепло, которое взрастило бы ее плоды,
вырвавшись из заточения, разрушают ее. Так и в душе Луизы: самые сильные
чувства ее, столь долго не находившие выхода, очерствели, и она упрямо
отворачивалась от дружеского участия.
Хорошо, что на грудь ей легла ласковая рука, и хорошо, что она успела
притвориться спящей. Нежное прикосновение не вызвало в ней гнева. Пусть рука
лежит на ее груди, пусть лежит.
От мягкой ладони исходило тепло и покой; оживали мысли, уже не столь
горькие. Под внимательным, полным сострадания взором сердце Луизы
смягчилось, и глаза ее, наконец, увлажнились слезами. Она почувствовала, как