"Александр Диденко. Альтернативная личность (Детективный конкурс Литвиновых) " - читать интересную книгу автора

ввинтилась в ватный снег. Из-под обложки захлопала глазами пара картонных
физиономий с акварельным румянцем на щеках. Машина увязла в снегу. - Идите,
погуляйте. - Матвей поднял обложку: первой выскочила тетя, за нею - дядя. -
Идите, идите. - Тетя запрыгала по вате, оглянулась. - А, дядя нгавится? А ты
ему нет, - заявил мальчишка. - Не нгавишься и все тут. И он тебя...
тебе... - Матвей задумался. Что делать дяде с тетей он не знал. - Убьет! -
придумал он. - Иди, иди, сама виновата!" - Дядя стремительно приближался к
тете, та безмятежно скакала под искусственной елкой, а на обложке
книги-автомобиля весело перемигивались пластмассовые свечи. Дядя замахнулся.
Матвею вдруг стало жарко, он оглянулся: за спиной стоял броненосец.
- Играешь?
- Иггаю, - сказал Матвей.
- Ну, играй, играй. Что-то телевизор перестал показывать...
Матвей пожал плечами. Броненосец повернул форштевень, выплыл из
детской. За кораблем, как телок за матерью, потянулся запах стирального
порошка. "Раскинулось море широко..." - вспомнил Матвей. Он вернулся к
фигурам на ватном снегу. Одновременно с этим, молчаливый дядя вынул из
кармана синюю с желтыми узлами веревку. Матвей толкнул его вперед. Тетя в
шубе закричала.
- А-а-а! - донеслось из соседней комнаты, - вот в чем дело...
Тетя заелозила шубой, закричала в последний раз и тут же осеклась.
Березки, березки, кое-где сосна. Картонный дядя лежал на картонной тете.
Тетя дернула ногой и потеряла ботинок... Матвей вынул из коробки очки,
швырнул в вату. Очки явно не подходили ни к одной из картонных кукол. "Все
равно, пусть это будут ее очки".
Дядя поднялся с тети, отряхнул пальто. Сейчас ему пригодилась бы та
палка - пробираться через снег, - но Матвей поленился лезть под стол. "Так
выйдешь!" - приказал мальчик, и дядя побежал от елки. "Раз-два, раз-два...
Жили-были дед и баба... Бежала мимо мышка, хвостиком махнула - яичко упало и
разбилось. Раз-два, раз-два..."

* * *

Сергей Арнольдович покачал головой: Соня, эта неряха, эта... - нужно
еще потрудиться, чтобы отыскать подходящее слово - который день не листала
календарь. То есть, совсем не дотрагивалась! Сегодня двадцать какое? Вот
именно... А на календаре двадцать первое. Семь лишних листиков. Да, в офисе
порядка не будет! Тем более - немецкого, образцового. "Я ее научу", -
пообещал Берггольц, пожевал мундштук, перебросил за другую щеку и густо, от
души, выдохнул.
Старорежимное пальто с каракулевым воротником, каракулевая же шапка в
стиле ЦК, трость... Таков Сергей Арнольдович. Сороковник разменял: молод, а
стар уже. Но бодр - внутри стар. И от несовершенства мира страдает. И от
собственного несовершенства тоже. Правда, миру оно не заметно, потому что
микроскопическое, невесомое - Сергей Арнольдович хромает. Во всем же
остальном, полагал Сергей Арнольдович, он недосягаем для любого рода
критиков и критикесс. А уж им, как известно, нет ничего святого, они и до
того парня доберутся... ну, что изобрел колесико для мышки. То есть до того,
кто изобрел тетрис. Или... Короче, до любого ангела, - чего уж говорить о
нем?