"Элисео Диего. Дивертисменты " - читать интересную книгу автора

доспехах. Как святой Георгий на черно-белых иллюстрациях, вечно неподвижный,
застывший над драконом, уснувшим у его ног, или как святой Георгий, когда он
наклоняется над серой гравюрной водой и над черными цветами, глядя на
непостижимых рыб в воде иного мира; а этот мой страшный вечер сам
представлялся мне рисунком, в который я должен был проникнуть; когда, войдя
в двери и заняв свое место, я успокоюсь и замру, никто не сможет изменить
хотя бы один штрих на картине моей победы, где была бы башня, разбитая,
лежащая у моих ног, как побежденный, выдохшийся пес.
И гигантские дети пришли бы заглянуть в эту мою книгу, порадовались бы
картинке, где мальчик побеждает на своем поле врага - того, что распугивал
голубей Дядюшки Элисео. Последнее особенно меня волновало: поглядели бы вы,
как они в сумерках спасались, сильно взмахивая крыльями, улетая в сторону
пещер-голубятен, безмолвно роняя свои белые перья, которые темнели и
разлохмачивались, как только оставались наедине с ветром. Затем, после
мгновенного затишья, объявлялась ночь, похожая на громадную, невероятно
тяжелую стопу, - вся плоть, вся кровь, весь костяк ночи. И тут же зажигались
свечи и лампы.

Автомобиль остановился у портала большого каменного дома. Но прежде мы
проехали мрачный парк, где каждая посыпанная гравием дорожка вела к
"Видениям". Одна, обсаженная черно-зелеными островерхими соснами, уводила к
"Видению Мельницы", там люди носили черносуконные, расходящиеся в ширину
капюшоны. Не знаю, точно ли это были люди - может, под масками скрывались
ангелы или звери, - а только они пытались утопить меня в бездонном омуте
своей "Мельницы". В том же "Видении" был и Отшельник Веласкеса, обитавший
посреди своей пустынной, усыпанной белыми и черными камнями долины, куда
голубка носила ему еду.
Во время всей поездки я сидел вцепившись в материнский рукав (его
полотно было таким свежим и домашним) и время от времени взглядывал на
эмалевую брошь у нее на груди. Это был могущественный талисман от
всамделишности туманов, которые грозили расправиться с нашей грезой - моей и
маминой, - пытаясь развеять ее по своей хмурой всамделишности. Сейчас я
поражаюсь всей той настороженности, всему тому старательному усилию теплить
в себе еле живой огонек, мешать всемогущим призракам погасить его. Труду, с
каким ребенок среди великого скопления призраков и смертей должен прожить
детство.
Вы ведь не знаете Негра-Бездельника, его нелепая фигура - причина моего
тогдашнего страха: он появлялся там, где я его меньше всего ожидал. Он
перемещается по темным подземным переходам и бухается спать где вздумается:
мы открываем дверь в нашу комнату, а Негр-Бездельник уже там - привалился к
стене, спокойно скрестив на животе свои ручищи.
Столь беззаботное существо могло бы доставить радость и стать другом
любому ребенку, если бы не вызывало тревоги, так что радость оборачивалась
смертным страхом, словно бы страх обзаводился костяком, плотью и кровью,
когда Негр-Бездельник во время игры в прятки вдруг объявлялся около клумбы с
цветами или прятался еще где-нибудь. Вот и на этот раз первое, что мы
увидели в большущей зале с мраморной лестницей, уходившей куда-то вверх, был
Негр-Бездельник, во весь рост, громадный, с копьем в руке. Я сжал руку мамы
и молчаливо кивнул в его сторону, тогда она приблизилась к нему и кольцом,
которое носила на мизинце (тем самым золотым ободочком, которым мы играли на