"Элисео Диего. Дивертисменты " - читать интересную книгу автора

всевидящие справедливцы и честные воины. И также идеальны немногие старцы,
не продавшие душу многоликому дьяволу, выглядывающему прямо или косвенно из
многих, чуть ли не из всех сюжетов Элисео Диего, - те немногие старцы,
которые на склоне своих лет смыкаются в цикле жизни с одержимо честными
детьми. В кодекс чести Элисео Диего одним из первых входит и благородство.
Даже смерть против абсурдности убийства, когда - в рассказе "Игра" - она, в
облике красивой девушки, видя, что ребенок глядит на повешенную собаку,
бормочет: "Нет, не по справедливости это!"
В своем труде "Кубинское в поэзии" выдающийся кубинский литературовед и
поэт Синтио Витиер первым обратил внимание на одну из характернейших
особенностей поэтики Элисео Диего - на огромную важность памяти, процесса
вспоминания, на то значение, которое у Элисео Диего приобретает волшебная
субстанция памяти, погружаясь в которую вещи обретают вечность, святость.
Эта, как сказал сам Элисео Диего, "главная привычка вспоминать" и
обусловливает появление в его произведениях некоего магического времени -
фона, на котором происходит, по словам Синтио Витиера, "разрастание
вспоминаемого материала". В сущности, Элисео Диего и занимается переправой
дел человеческих из пространства места в пространство времени, из
повседневного - во вневременное. Почти постоянное присутствие этих временных
параметров от ограниченного (суетного) до безграничного (несуетного) придает
произведениям Элисео Диего удивительную объемность. А само время у Элисео
Диего не только арена действия, но и действующий в разных обликах герой.

Сердце этого выдающегося мастера открыто всем радостям и печалям мира.
Точные слова запечатлевают неуловимые состояния природы, тончайшие движения
души, мимолетные образы мира. Не сказать - все равно что умереть. Сказать
излишним количеством слов - все равно что убить свое детище. Элисео Диего
верен своему делу, и оно любит его. На протяжении вот уже сорока с лишним
лет он кропотливо и влюбленно творит в стихах и прозе свое поэтическое
"кубинское пространство", закрепляя его в пластичных и внешне неброских
образах семьи, домашнего очага, ремесла, в картинах жизни городских
предместий и поселков, поднимая обыденное, преходящее до уровня высокого,
вечного.
Павел Грушко

Из книги "В сумрачных ладонях забытья"
(1942)

История о Негре-Бездельнике

Смутное беспокойство почувствовал я в тот вечер, когда мама сказала,
что мы едем в поместье с высокой черной башней, столь притягательной на
горизонте для наших взглядов. Вокруг башни теснились тени, это было каменное
сердце, могучее, хотя и недужное, и оно обрастало плотью ночи, орошая ее
кровью. Этакий черный гигант высился посреди поля, нависая над домом, и этот
гигант делал порою несколько нескладных шагов в сторону, порываясь затмить
своими руками округу, пока божьи ангелы не загоняли его обратно ударами
бичей.
И еще мама сказала, что я могу взять с собой клетчатое пальтишко, это
меня немного успокоило - в нем я чувствовал себя, как святой Георгий в его