"Сергей Диковский. Бери-бери" - читать интересную книгу автора

- Хорошо... Где поймана рыба?
- Са-а... Он всегда был здоровячка, - ответил грустно синдо. - Что мы
будем рассказываць его бедный отце и маць?
- Я спрашиваю: когда и где поймана рыба?
- Да, да... Арита горел, как огонь. Наверно, есть чумка.
- Не понимаете? Рыба откуда?
- Ей-бога, не понимау, - сказал пройдоха, кланяясь в пояс. - Мы так
боялся остаться один.
Он махнул рукой, и зачумленные дикими воплями подтвердили безвыходность
положения.
Мы вышли на палубу, провожаемые стонами больных и бормотанием синдо.
Колосков сердито сорвал сулемовую маску.
- Вы когда-нибудь видели чуму?
- Только на картинках, - признался я.
- Любопытно.
- Да... Рыба свежая.
Я хотел на всякий случай отобрать у японцев лампу для нагрева
запального шара мотора, но Колосков не разрешил мне спуститься в машинное
отделение.
- Понимать надо, - сказал он строго. - Чума не репейник - с рукава не
стряхнешь.
Вести шхуну в порт было нельзя. Мы запросили отряд и через десять минут
получили ответ: "Врач, санитары высланы. Снимите, изолируйте наш десант.
Отойдите шхуны, наблюдение продолжайте..."
И мы стали ждать.
Нам предстояло провести с глазу на глаз с зачумленной шхуной шесть
часов.
Был полдень, солнечный, душный, несмотря на окружавшие бухту снежные
сопки. Вокруг шхуны островками плавала пена и раздувшиеся от жары кишки
кашалотов - верный признак, что китобойная флотилия находится недалеко.
Издали кишки походили на связки ржавых, очень толстых корабельных цепей.
На островках-желудках сидели нарядные и крикливые чайки.
Палуба "Гензан-Мару" кишела мухами. Вскоре они стали попадаться в
кубриках "Смелого". Колосков велел отойти от шхуны на два кабельтовых.
Обедали плохо. Борщ, хлеб, жаркое, даже горчица пахли карболкой. По
приказанию командира наш кок, Костя Скворцов, обходил корабельные
помещения с пульверизатором, ежеминутно наполняя бутыль свежим раствором.
- Все по порядку, - объяснял он, сияя голубыми глазами, - сначала
карболку, потом хлор. Белье в печку... Прививка... Потом карантин на три
недели...
Костя был немного паникер, но на этот раз многие разделяли его
опасения. Шхуна стояла рядом, безлюдная, тихая, и в тишине этой было
что-то зловещее.
Хуже всех чувствовал себя Широких. Вымытый зеленым мылом и раствором
карболки, он сидел на баке притихший, голый по пояс, а мы наперебой
старались ободрить товарища.
Все мы искренне жалели Широких. Он был отличный рулевой, а на
футбольной площадке левый бек. Что теперь ждало парня? Терпеливый,
толстогубый, очень серьезный, он бил слепней и, вздыхая, смотрел на
товарищей.