"Сергей Диковский. Когда отступает цынга" - читать интересную книгу автора

- Ваше право... Но кто согласится в такие шторма?..
- Кончим... Распорядитесь приготовить лебедку для спуска.
Посетитель выходит в туман, и Орлов насмешливо фыркает ему в спину.
Чудаки эти пограничники, рыскающие вдоль побережья Камчатки. Ну, какой
черт тащит их совать нос в хозяйственные дела? Лазили бы по трапам
осматривать пароходы, отбирали бы пушнину и спирт, гонялись бы на лыжах за
бандами. Скажите, ну какое дело пограничникам до цинги и рыбаков из
Дранки? Сорвется путина - не им отвечать. Если Латышеву хочется самому
утонуть, то зачем же тащить за собою катер на двадцать пять сил?
Тот, кто смотрит на Дальний Восток с борта самолета, никогда не узнает,
как однообразно огромна тайга, как медленны чугунные волны Берингова моря.
Винт самолета просверливает путь от Хабаровска до Сахалина в шесть
часов. Винт парохода наматывает мили и водоросли восемь суток. Это
арифметика темпов, и ко многим районам на севере она отношения пока не
имеет. Есть побережье, где газету, рожденную хабаровской ротацией в шесть
утра, развертывают за обедом. И есть побережья, где восемь месяцев
зимовщики ожидают пароходных дымов, где каждая луковица - драгоценность к
концу зимы.
Дранка, Карага, Ивашка, Лука - это восточное побережье Камчатки. Это
берег в гольцах и костях кашалотов. Это ручьи, откуда осенью кету и
горбушу можно вычерпывать пудами. И путь сюда только морем. Чтобы весной
бросить якорь у восточного берега, нужно с гудками, с сиренами, тихим
ходом пройти сквозь туман Японского моря, пересечь неряшливое,
растрепанное ветром Охотское и выйти в Берингово - вечно холодную переднюю
Арктику.
Это если верен маршрут, не наврано в сводках о льдах. А бывает и так,
что ночью люди скатятся от удара с нар, вахтенный гаркнет: "Полный
назад!", и боцман с фонарем побежит рассматривать, не пропорот ли льдиной
металл.
В этом году вялая северная весна чуть дохнула на снег и, оробев перед
ветром, отступила на материк. Берингово море неожиданно поднялось на дыбы.
Даже старожилам тошно было глядеть на весеннюю камчатскую неразбериху, на
горизонт без дыма, на лодки, законопаченное и оставленные на катках.
В июне на побережье лежал снег, пограничники еще ездили на собаках. Но
керосиновые бочки в поселках уже стали гулкими, вместо ламп отцеживали
свет каганцы, и остатки муки рыбаки скупо мешали со мхом.


Не легко выйти из бухты в этот ветреный день. Два моториста
чертыхаются, заправляя мотор. Он еле тянет и на малой волне. А сейчас он
похож на ошалевшего от воды ломового коня: вскидывает, шарахаясь с берега,
тяжелый нос, грузно бьется смоленым брюхом и каждую секунду готов
сорваться со своей пеньковой узды.
Моторист оттягивает выход из бухты, долго роется в моторе и наконец
бормочет:
- Товарищ пограничник! Муфта ни к боговой матери. Разболтана.
- А вы укрепите.
Он снова думает. Чешет неряшливую щетину на щеках:
- Похоже, тросу не выдержать буксировки.
- Возьмите двойной подлиннее.