"Абрек из Мюнхена" - читать интересную книгу автора (Щеглов Дмитрий)

Глава 12

В это время Карл Мюллер, успешно разучивавший русские песни, вспомнил, что пора и честь знать. Он благородно икнул, и сказал Лоне, что пора им возвращаться в свой номер. Он хочет ванную принять.

– Чтобы ванную принять, надо было заказывать царский вагон, а вы сэкономили! – напомнила ему Лона.

– Пауля Пупкина срочно сюда подать! – раскомандовался Карл Мюллер. – Пусть цепляет царский вагон. И ванну шампанского! Я плачу!

– Сейчас! Будет вам Пупкин. – Лона постучалась в соседнее купе, где лежа в одиночестве, угрюмо смотрел в потолок Тимур.

Она предложила ему проводить Карла Мюллра.

– Я буду ночевать одна здесь, на твоем месте, а ты на моем, в двухместном купе вместе с ним.

Тимур не мог поверить своим ушам. Она, его божественная Лона, не собирается оставаться вдвоем в замкнутом пространстве с этим старым развратником. А он, молодой ревнивец, весь вечер пролежал в одиночестве, рисуя мысленно одну за другой сцены мести. Лежал, голодный, злой, разжигая себя, пока другие пели песни и вкусно ели.

– Только, ты свой кинжал оставишь здесь! – сказала Лона. Тимур не сказал, что если надо он его и голыми руками задушит, и отстегнул ножны с пояса.

Тащить пьяного человека из вагона в вагон нелегкое занятие, тем более, когда твоя ноша весит не менее центнера. Но Тимур легко справился с этим заданием. Карла Мюллера он с удовольствием затащил бы на самую высокую горную вершину в мире, Джомолунгму, и оставил там просыхать, пусть потом попробует оттуда спуститься.

Лона тоже прошла вместе с ними в свое купе. Она забрала свой чемодан. Карл Мюллер, с трудом отрывая голову от подушки, бормотал:

– Лона, выгони своего названного братца… Я не верю, что он твой брат. Ты меня обманываешь… Он будет мешать нам заниматься… Ах, надо вспомнить, чем мы собирались заняться… И хотя ты считаешь, что он не посторонний, я придерживаюсь другого мнения… Их уже двое, твоих братьев? Пусть не маячат у меня перед глазами. Почему их двое? Я их не признаю как класс! Мы немцы… А между прочим, я знаю, как женщину, только одну женщину, свою жену. А на других я… Вот! Супружеская верность, это… Что это?…Ах, да – это нонсенс. Не нарушал раньше, а теперь буду нарушать…Свинья я!..И мир такой же…Чего от меня все хотят?…Дайте поспать!

Карл Мюллер захрапел.

– Надеюсь, он к утру проспится! – сказала Лона. – Ты выручишь меня?

– О…о! Лона! – У Тимура побежали слюнки. Молодой организм вспомнил, что с самого утра во рту не было ни росинки. Лона подумала иначе. Она погрозила ему пальцем.

– Но, прошу ко мне в купе не ломиться.

– Хорошо! А если я… – Тимур хотел напомнить про еду.

– Никаких если! Если отменяются, до лучших времен.

– А лучшие времена не за горами! – впервые за долгое время пошутил Тимур.

– Тимур, обещаю тебе! – клятвенно заверила Лона, – кроме тебя, мой единственный, ни на кого не смотреть. Без тебя я не мыслю ни дня жизни. Ты мое безмерное счастье и мое горькое горе. Я тебя никому и никогда не отдам. И не надейся. Ты мне веришь, мой ненаглядный и единственный?

– Верю! О…о! Лона!

Лона и на этот раз решила скрепить свое обещание демонстрацией собственных прелестей и нижнего белья. Ничто ей не мешало сделать это. Карл Мюллер храпел как боров, заполняя купе ароматом винных паров.

– Прикрой меня, я быстро переоденусь! – заявила она Тимуру и всучила ему в качестве шторки-занавески, свой коротенький шелковый халат. Она попросила помочь его разобраться с платьем, но если с Карлом Мюллером помощь выражалась, в одевании, то здесь, наоборот, требовалось раздевание. Между тем эффект в обоих случаях был одинаков. Помощники просто дурели на глазах. Тимур поцеловал ее в пупок, обхватив бедра сильными руками.

Он только забыл, что дверь была не закрыта. В нее постучали, и проводница открыла дверь.

– Чаю не хотите?

Какой там чай? Дама была в одних трусиках, а перед нею на коленях стоял молодой абрек с пылающим взором.

– Нэ хотым!

Проводница дверь захлопнула, и уже через десять секунд делилась впечатлениями со своей напарницей.

– Я так и знала, она ему будет изменять!

– Кто она?

– Да эта красотка из третьего купе! Представляешь, я вхожу, а молодой телохранитель на меня ноль внимания.

– Нужна была ты ему старая!

– Да, я не в этом плане!

– А хошь, в каком хочешь, ты ему глазки можешь не строить!

– Ты меня не поняла. Я говорю, они втроем в одном купе и…

Напарница равнодушно махнула рукой.

– Это на Западе принято. Свальный грех. Тут они передовые колхозники. Продвинутые дюже вперед. Нам до них шагать еще и шагать.

А в это время Лона пошла в соседний вагон. Тимур поприкасался к ее сладкому телу и даже места остались на животе от его горячих губ. Теперь он прочно сидит у нее на аркане. Глубоко заглотнул крючок, вместе с грузилом. Еще одно, два таких спецсладких усилия и мальчик сам расскажет, что он задумал. Лона решила выспаться перед завтрашним днем, она нутром чувствовала, что он будет тяжелым. Два обнадеженных и оставленных с носом мужчины будут постоянно находиться рядом с нею. Хорошую морковку ты повесила перед ними. Только нельзя будет вечно держать их в роли ослов. Терпению, когда-нибудь приходит конец. Она подумала о том, что надо будет не дать повода ни одному, ни второму вцепиться в горло друг другу.

Вертись Лона.

С уходом их в соседнем купе с музыкантами сабантуй разгорелся с новой силой. Мужики во все горло орали песни. А почему бы и не попеть, и не попить, и не поесть всласть? Дармовщина она в два раза слаще.

Только и неслись из-за стены возгласы:

– Васька Пупкин молодец. – вещал на высокой ноте Семен. – Знает, стервец, наши вкусы. Если не потрафит, нам, мы в следующий раз никуда не поедем.

– Не поедем!

– А я говорю, поедем! – слышался голос дипломанта Саши. – Он ни раз нас не обманул. И мы не должны его обманывать!

– А в чем мы его обманываем?

– Условия договора не выполняем!

– Какие условия?

– На каждой станции не играем.

– Ну, так эти заказчики не просят! – послышался голос Семена.

– А они не знают о нашей с Васей договоренности. А то бы попросили. И еще мне Вася сказал, зачем мы должны играть на каждой станции!

– Зачем?

– Чтобы быть как огурчики! Проветриваться надо, работнички музыкального фронта. Выпили и баста.

– А мы разве против?

– Ладно, на обратном пути доберем.

– А в эту сторону, по маленькой, по маленькой, по пол-стопца!

И вот, глубокой ночью, когда часовая стрелка подперла цифру четыре, Лона проснулась. Состав стоял на какой-то большой узловой станции. По перрону сновали редкие пассажиры и провожающие. И неслась величавая музыка. Оркестр играл «Дунайские волны». Проветривались ребята перед сном. Пред ними образовался небольшой живой круг. Вот, обтекая живой круг, показались двое мужчин. Один из них толкал впереди себя инвалидную коляску, в которой сидел третий мужчина с низко нахлобученной на голову фуражкой.

Инвалида везут, подумала Лона и задернула шторы. Музыканты перестали играть. Лона решила сходить в туалет. В коридоре, она увидела давешних двух мужчин и инвалида в коляске. Мужчины о чем-то упрашивали проводниц. Лона тихо проскользнула мимо них.

– Вы, что с ума сошли? – донесся до нее возглас старшей. – И не просите.

– Дорогая! Будь человеком!

Лона закрыла за собой дверь туалета. Вернулась она минут через десять. Вернулась и удивилась. На нижней скамейке сидело двое мужчин восточной наружности, инвалидная коляска была сложена, а сам инвалид лежал на второй полке спиной к ней.

– Это что такое? – с возмущением спросила Лона обоих мужчин и даже потрясла за плечо инвалида на второй полке. Она знала, что у Тимура есть билеты на все четыре места в купе.

– Дэвушка, нэ шумы! Пуст наш товарищ поспит, он очэн устал. Инвалид. А если вдруг, проснется и спросит, где мы, скажи в ресторан пошлы. Мы тэбя не будем беспокоит до самого конца.

Говорил все время один, тот, у кого был ярко выражен кавказский акцент. Второй не проронил ни слова. Они молча повернулись и ушли.

Лона опешила от такой наглости. Эти нахальные проводницы, зная, что все места в купе оплачены, все-таки подсадили ей попутчиков.

На занятиях по России Лоне рассказывали, что эта обычная практика на бывших постсоветских пространствах, и если случится с ней столкнуться, то не стоит сильно удивляться. Лона все равно решила покачать права. Как она будет одна в купе с тремя мужчинами? Она постучалась в купе к проводницам и с порога выкатила им свои претензии.

– Скажите, пожалуйста, на каком основании ко мне в купе подселили двух мужчин и инвалида?

Проводницы виновато отвели глаза в сторону. Младшая развела руками.

– Ну, а куда бы я их милая поселила? Только у тебя в купе сразу три места свободны. А везде только по два, по одному.

– Но они же оплачены! – Лоне показалось, что она привела железный довод, который крыть нечем.

– Да, я согласна, они оплачены. Но на них же никто не сидит, не едет! Ты ведь не можешь сразу четыре места занимать!

– Почему не могу, я их и занимаю!

– Знаешь, что дорогая. Давай мы с тобой так договоримся, когда какое место захочешь, ты только скажи, я приду и сама их выгоню с него. И инвалида тоже выгоню. Куда скажешь, туда и положим его. Ты только не стесняйся.

– Но…!

– Ладно, придут его друзья, я их поселю в другое купе. А инвалид пусть пока лежит у тебя. Что его зря беспокоить?

Инвалид и попутал Лону. Она, глупая согласилась с чужими доводами. Согласилась, а когда вернулась на свое место, то пожалела. Несчастный, лежал на самом краю полки. У Лоны сон улетучился. Она хотела сходить за Тимуром, а потом передумала. Этот сумасшедший придет и повыкидывает их всех, включая и инвалида, к чертовой матери, а то гляди и порежет их своим кинжалом. О господи, обрадовалась Лона, у нее же есть холодное оружие. Она сможет им всегда защитить себя, даже от трех мужчин, из которых один не ходячий инвалид.

Под стук колес, она стала подремывать, сжимая в руке рукоятку ножа-убийцы. Не хотела Лона пропустить тот момент, когда войдут эти два небритых незнакомца, хоть и обещали не возвращаться, и неожиданно для себя пропустила. Тихо войдя, оба мужчины навалились на нее, один схватил ее за ноги, а второй стал выворачивать руки и зажимать рот. Лона вдруг увидела, как третий, инвалид, в помощь первым двум, намерен спрыгнуть сверху на нее. Она извернулась и, когда он стал падать на нее, всадила ему нож в глазницу. Нож-убийца ударился о заднюю стенку черепа. А инвалид упал на придиванный коврик.

Лона вскрикнула и окончательно проснулась. Да, на полу лежал давешний инвалид и из глазницы у него торчал нож. Но никакими его двумя приятелями в купе совершенно не пахло. Лона с ужасом смотрела на дело рук своих. Она убила человека.

Ее состояние называлось, боевое бодрствование духа во время сна. Организм запрограммирован на опасность, он постоянно ее отслеживает, и если вдруг считает, что опасность смертельная, немедленно реагирует на нее, и лишь потом начинает анализировать. Неправильную установку она себе дала, подумала Лона. Да ее мозг и чуть приоткрытые веки все время фиксировали, как инвалид сползает на край верхней полки, и может упасть на нее. А когда положение его стало критическим, ей приснилось, что к нему присоединились два других его спутника.

Организм правильно среагировал. Он заставил ее почувствовать опасность.

То, что профессионально поставленный удар мог быть только смертельным, Лона об этом хорошо знала. Труп лежал на полу, а из глазницы торчал нож. Она выскочила из купе и побежала в туалет. Там ее стало выворачивать. Одно дело тренировочные занятия, а второе – реальная жизнь. Живой человек не манекен.

Господи, что же она наделала? Лона попробовала взять себя в руки. Надо вызвать на ближайшей станции полицию, и сказать, что он на нее напал. Была с его стороны попытка принудить ее… И кто ей поверит? Какой суд? Инвалид, который ходить не может, собирался ее изнасиловать? А если он был полностью парализован? Тогда все ее заявление будет выглядеть как сплошная ложь. И что ей тогда грозит? Тюрьма?

Ничего ей не грозит, успокоила она себя. Когда она взяла в руки этот нож-убийцу, то она в соответствии с профессиональной выучкой прежде обернула руку носовым платком. На ней не должно было остаться отпечатков ее пальцев. А вот пальчики Тимура, покажет первая же экспертиза. А может быть, придут друзья этого инвалида и захотят вытащить кинжал. Тогда на нем будут другие отпечатки, и пусть попробует прокурор докажет что это ее рук дело.

Поэтому ей лучше всего посидеть тут и дождаться, пока начнется переполох, а потом выйти и сказать, что она ничего не знает, ничего не ведает.

Лона так бы и поступила, но в это время кто-то подергал ручку туалета и спросил:

– Долго еще там? Ребенок просится.

Пришлось нажать на педаль слива и открыть дверь. Мамаша с девочкой ждали своей очереди. Лона со страхом подходила к своему купе. А вдруг ее с нетерпением ждут спутники инвалида? Что она им скажет, как это с ним случилось? Но когда она открыла дверь, на полу, как и раньше в неудобной позе лежал убиенный.

Нож так и торчал у него из глазницы. Лона в изнеможении закрыла глаза. Единственное ее оправдание, что она сделала это в невменяемом состоянии. Поза трупа и его спокойное лицо, говорила о том, что он всего лишь падал с верхней полки. Никакой борьбы не было. Самооборону даже за уши сюда не притянешь. И вдруг Лона со страхом поняла, что дело до суда может просто не дойти. Ее эти два бородача, просто этим же самым кинжалом прирежут здесь в купе, повернутся и уйдут. И никто их особо искать не будет. Это тебе почти уже Северный Кавказ. А здесь смерть последние пятнадцать лет ходит с косой и собирает обильные урожаи.

А может быть посоветоваться с Мюллером или с Тимуром? Нет. Один пьяный лежит, дай бог чтобы к утру сам был живой. И второй ничем ей не сможет помочь, а вот усугубить ее положение, это, пожалуйста. Что же делать?

Решение пришло само собой.

Два спутника инвалида, когда уходили, сказали, что если он проснется и спросит где они, то пусть она ответит, ушли в ресторан. Вот она им и скажет, он проснулся и пошел следом за вами. А сейчас, главное, вовремя от трупа избавиться. А там видно будет. Мало ли кого нашли вдоль железной дороги? Из какого поезда его сбросили, пойди попробуй, вычисли. За день их сотни проходит. А друзья могут и не броситься сразу его искать. Кто его знает, в какое купе зазвали бедного калеку. Главное сделать все быстро и незаметно.

Для начала она закрыла на секретный замок дверь. Затем открыла окно. Тщательно сотря с ножа-убийцы свои отпечатки, она обернула руку носовым платком, и резким движением выдернула его из глаза убитого. Нож – главная улика против нее полетел в окно. Вслед ему последовали ножны.

Теперь пришла пора освободиться от трупа. Лона попробовала поднять его. И ей это удалось сделать с достаточной легкостью. Труп успел окоченеть и почти не прогибался под своей тяжестью.

Лона смутно помнила, сколько времени уходит на его застывание. Мозг живет пять минут, работу сердца можно восстановить через полчаса, а вот коченеет…

Времени на посторонние думы у нее совершенно не было. Окоченел быстро, это даже лучше. Ей легче будет. Она встала ногами на столик и просунула труп ногами вперед. Даже если кто увидит это действо в ранний час, то подумает, самоубийца решил покончить счеты с жизнью. Когда половина туловища оказалось за окном, и центр тяжести сместился туда же, она сильно его толкнула, и он пролетев пол секунды по воздуху, дальше покатился по откосу.

Лона тут же взяла инвалидную коляску и выбросила ее вслед за своим хозяином. Затем быстро закрыла окно, и легла как ни в чем не бывало на свое место. Теперь ее никто не сможет обвинить в убийстве. С какой стати она должна убить несчастного? Первое что кладет в основу расследования дознаватель, это мотивы убийства. А у нее нет абсолютно никаких мотивов.

Лона с облегчением вздохнула и подумала, что надо еще раз все хорошо посмотреть, и если где остались следы крови, то затереть их, а тряпку или салфетку выбросить в окно. Самое тщательное обследование купе показало, что у нее здорово поставлен профессиональный удар. Следов крови нигде не было.

Лона обрадовалась. И тут по коридору прошла проводница и прокричала:

– Через час подъезжаем. Просыпайтесь.

Через несколько минут, когда в коридоре смолк голос проводницы, в купе постучали. Лона открыв дверь, притворилась только что проснувшейся. Вошли два бородача. Они удивленно посмотрели на пустую вторую полку.

– Слушай, дорогая. А гыде наш товарыщ? – снова стал коверкать слова сладкоголосый, восточный златоуст. Второй, имевший вдвое крючковатее нос, на чистейшем русском языке остановил его:

– Мы, кажется, не в то купе зашли!

– Как нэ в то?.. В то!.. Вот она тут ехал.

– А я тебе говорю не в то. Ты как тогда с коня головой упал, так на всю жизнь остался ушибленным.

– Кто ушибленный, я?.. Давай ее спросым? Дэвушка, где наш товарищ, ынвалид?

Лона Штерн давно заготовила ответ. Пусть теперь ходят по всему поезду и ищут своего друга. Она сказала:

– Он, проснулся и спросил, где вы? Я ему ответила, как вы велели – что вы в ресторан пошли. Тогда он сказал, что пойдет за вами. Спустился, сел на тележку и уехал.

Лица бородачей надо было видеть.

– Как уехал?

– Куда уехал?

Господи, как же они ругались, как обвиняли друг друга, как били себя по голове руками. Лона знала, что итальянцы любят жестикулировать, но их крики и мимика были ничто по сравнению с тем, что она увидела. Каждое слово сопровождалось выкалыванием глаз друг другу, призывами к богу. Второй, знаток русского языка, интеллигентно водил у первого рукой под носом, первый дикой, раздирал виртуально себе грудь и вытаскивал оттуда сердце. Красиво ругались, ничего не скажешь. Хорошо, что Лона ничего не понимала. Наконец, ненормативная лексика, у обоих видно иссякла, и тот, что поинтеллигентнее, хватаясь руками за голову сказал:

– Говорил я тебе Дикой, давай его в туалете посадим. Ты не захотел. В вагоне два туалета. Ничего бы не случилось с пассажирами, одним бы пользовались. И не было бы сейчас никаких проблем.

Дикой взорвался.

– А тут кому, он на второй полка мэшал? Лежал себэ и лэжал.

Лона поняла, что сказала какую-то глупость, но какую понять не могла. Может быть он был мало того, что не ходячий, но еще и в состоянии амнезии – не помнил ничего. И они теперь не знают, где его искать. Поезд большой. Правильно она рассчитала. Дикой угрюмо спросил:

– И как он сверху спустился?

Ага. Значит, он был парализован, быстро сообразила Лона и ответила:

– Я помогла ему спуститься!

Картина взаимных обвинений повторилась. Интеллигент и Дикой брызгали слюной друг на друга. Затем Дикой повернулся к Лоне и заорал на нее:

– Как ты помогла ему спуститься, если он был труп?

– Как труп? – холодная испарина покрыла лоб Лоны. Только теперь подспудные сомнения мучившие ее все это время, нашли разрешение. Она еще тогда, ночью, удивилась отсутствию крови и вскрика. Так вот оно в чем дело. Они покойника в инвалидной коляске перевозили. Она всю ночь в купе с покойником просидела.

Дикой стал объясняться.

– Хороныт, его на Родину везлы. Дэнэг лышных нэту. Фуражку на лоб одэлы. Вагон посадилы. Извыны нас.

– Девушка, где наш родственник? – миролюбиво спросил интеллигент. – Вы нам сказали, что помогли ему спуститься. Если я правильно понял, вы помогли ему спуститься на перрон на следующей станции, или через одну? Для нас это очень важно, девушка. У нас с милицией будут и так неприятности, но мы хотя бы должны знать, где его искать. При нашем кавказском менталитете, можете представить, что будет, если милиция позвонит к нам в село, и скажет, что мы труп бросили в инвалидной коляске на перроне, а сами в это время в ресторане на поезде укатили. Это будет позор не только на нашу голову, но и на весь наш род. Нас, просто проклянут.

– А сосед Гиви еще скажэт, эты пьяницы, покойнику рукой помахалы. Гиви такой сволоч. Где ты его высадыла? – спросил Дикой.

– Я его в окно выбросила. – жестко заявила Лона и пока мужчины в изумлении молчали, она быстро придумала новую версию случившегося.

– Я одевала туфли, когда поезд вошел в туннель. А тут он бросился на меня сверху и обхватил сзади двумя руками. Ребята не знаю, как это случилось, но я его ножиком в темноте ударила. Прямо в глаз попала. Я подумала, что его убила. Не знала, что он мертвый уже был.

Лона ожидала, что ее спутники осатанеют. А они довольно спокойно восприняли ее сообщение. Интеллигент взял на себя миссию провести с ней переговоры.

– Ничего. Бывает! Ошибка вышла! Он как герой погиб. Зато теперь никто на нас не подумает, что мы его бросили на перроне. Вернемся и заберем его. Ты покажешь, где его выбросила. Давно выбросила?

– Минут сорок назад. – сказала Лона.

– Это километров тридцать будет отсюда. – сказал интеллигент. – Ты, – он приказал Дикому, – посторожишь ее, чтобы не сбежала. А я машину возьму.

– Я не одна. Я со спутниками! – сказала Лона.

– Нычего! – успокоил ее Дикой, – Мы и твоых спутников забэром! Правылно я гавору Сократ?

– Правильно, правильно. Приглядывай, за ней, чтобы не слиняла!