"Димитр Димов. Осужденные души" - читать интересную книгу автора

заработал деньги и приобрел большой опыт.
Все это было не так просто и схематично, как выглядело в показаниях
Луиса инспекторам уголовной полиции. Бывший идальго - ныне контрабандист -
пережил нравственные потрясения, накопил горькую мудрость и стал
мизантропом. И все же он испытал странное сожаление, когда потерял Жоржет
Киди. Ее зарезал пьяный морской офицер в Бейруте.

Луис Ромеро приехал в Мадрид на следующий день, к полудню. Синее небо,
знакомые улицы, родной говор настроили его довольно жизнерадостно. На него
нахлынул рой воспоминаний. Вот Ретиро - роскошный парк и место любовных утех
королей, куда можно было проникнуть только по милостивому разрешению
монарха. Теперь этот парк превращен в городской сад, охраняемый сторожами в
живописных костюмах, похожими на старинных бандитов со Сьерра-Невады.
Когда-то здесь устраивались сказочные летние балы, где даже дворянина мог
оскорбить дух неравенства. На одном из таких балов Луис Ромеро,
разгоряченный коктейлями, выпитыми в баре, крикнул, к великому ужасу всех
присутствовавших: "Долой монархию!" Вот Кастеляна и Алькала, по которым
пол-Мадрида стекалось на митинги на Пуэрта-дель-Соль. Здесь Луис опозорил
род Эредиа, когда бежал, спасаясь от жандармов, и кричал что есть силы: "Да
здравствует республика! Долой короля!" Вот Пасео-де-Реколетос, где в часы
гулянья можно было видеть красивейших женщин мира. Вот Прадо, Сан-Херонимо,
площадь Лояльности, отель "Риц", отель "Палас"... Как знакомы ему эти улицы,
эти площади, эти здания!.. С каким трепетом приезжал он когда-то в Мадрид из
Гранады! Как его тогда волновали женщины, уличные беспорядки, скачки, бои
быков! Почему он не мог радоваться так и сейчас?
Внезапно он почувствовал, что стар, утомлен, разочарован и пресыщен
жизнью. Раньше его раздражала только монархия, теперь - все. Родина казалась
ему пестрой и нелепой ярмаркой, шутовскими подмостками, на которых
кривляются и витийствуют с пышным пафосом Гонгоры свихнувшиеся от гордости
аристократы, облаченные в парчу и кружева архиепископы, тореадоры и
севильские цыганки. Газеты под огромными заголовками публикуют речь
какого-то генерала и программу поклонения мощам какого-то святого. Афиша
возвещает о повой звезде на тореадорском небосклоне - некоем Манолете,
огромные пестрые плакаты рекламируют андалусские песни Кончиты Пикер, танцы
Лолы Флорес. Испания осталась такой же, какой была пятнадцать лет назад,
или, точнее, кто-то снова вернул ее к старому после прогресса во времена
республики.[3] Но ему-то какое дело до этого? Ко всем чертям эту ярмарку и
всех толкущихся на ней зевак! Он, Луис Ромеро, ничуть не виноват в тупости
своих соотечественников, которые все еще терпят олигархию прошлого, все еще
гордятся живописными лохмотьями традиции, все еще показывают миру только
цирковое великолепие религиозных процессий, боя быков и андалусских танцев -
великолепие, которым кюре и дворяне развлекают народ, чтобы он не видел
своей нищеты, чтобы заглушить его протест, грозящий им утратой привилегий.
Но, отдавшись таким мыслям и с презрением отделив себя от своего народа,
Луис Ромеро почувствовал горькое одиночество человека без родины, тоску
стареющего путника, гонимого ветром судьбы по свету, как пожухлый осенний
лист. В душе Луиса Ромеро царили холод и пустота. Эгоизм и мизантропия
оледенили его сердце. В сущности, у Луиса не было ни близких, ни отечества,
несмотря на многочисленную здешнюю родню и поклоны, которыми его встретили
власти. Никогда он так ясно и с такой, холодной тоскливой дрожью не