"Владимир Динец. Азия на халяву (Азиатская часть СССР, 1986-97 гг)" - читать интересную книгу автора

курсантские будни.
Работы для нас в части не было никакой. С утра мы плотно завтракали,
потом ехали на летное поле. Деловые ребята "шакалили" по аэродрому, скупая
и воруя все, что попадалось на глаза - летные куртки, парашютный шелк,
радиодетали. Более ленивые загорали на солнышке или собирали землянику в
окрестном лесу. После роскошного обеда мы играли в карты или забивали
козла до ужина, а потом шли в самоволку.
Сначала городская публика встретила нас криками про пакт
Риббентропа-Молотова, но мы ответили заранее выученной фразой "Labas
Denas!" ("Добрый день!"), и вскоре уже сидели в лучшей Шаул-ской пивной.
На третий день, когда моральное разложение достигло апогея, в нашу казарму
в час ночи пожаловал грозный полковник Нахрапов.
В казарме было немноголюдно. Мы с другом Игорем смотрели
западногерманское телевидение. Игорь уже проиграл мне в "двадцать одно"
свою кружку, и поэтому, чтобы приготовить коктейль, вынужден был
поочередно тянуть "Ркацители" и ликер "Vana Tallinn" прямо из горлышек. Я
лениво точил о брусок купленную в городе финку. Полковник замер,
уставившись на нас выпученными глазами. В этот момент из спального
помещения донеслись позывные "Голоса Америки", и Нахрапов бросился туда.
Почти все койки пустовали, лишь на одной сидели несколько ребят, слушая
радио, а с двух дальних слышался странный шум. Комполка с ужасом глядел на
разбросанные по полу предметы женского туалета, потом завизжал:
- Рота, подъем! Боевая тревога!
На следующий день двое любителей "клубники" получили по трое суток
губы, и мы были вынуждены открыть оборонительные военные действия. Сначала
кто-то нечаянно сорвал в истребителе рычаг аварийного открытия люка, и
новенький, только что с завода самолет остался с развороченной носовой
частью. Потом на казарме вместо советского флага появился литовский.
Прогуливаясь по военному городку, я встретил несчастного, забитого
"урюка", как называют офицеры солдат из Средней Азии. Парнишка оказался
жителем Каракалы, в которой у нас, как выяснилось, была куча общих
знакомых. Я вынес ему из офицерской столовой мешок хлеба и в знак
благодарности получил пакет порошка, который в милицейских протоколах
именуется "наркотик типа терьяк". Большая часть порошка была высыпана в
борщ Нахрапова, когда он решил перекусить перед встречей комиссии из штаба
округа. "Наш человек в столовой" Безпелкин хитро улыбался, когда
совершенно "поплывший" полковник повел комиссию не на летное поле, а в
сторону нашей казармы. Под литовским флагом несколько курсантов
тренировались, пуская из самодельной пращи пустые бутылки в бюст
Ворошилова. Из открытых окон неслась исполняемая на рояле в четыре руки
мелодия "семь-сорок". В этот драматический момент Нахрапов упал на руки
председателя комиссии и уснул.
Больше всех, как обычно, пострадал я, хотя ничего такого не делал.
Подумаешь, отрабатывал технику скалолазания на фасаде казармы. И за этот
пустяк - наряд!
Мало того, пришлось мыть пол в офицерской уборной на втором этаже
здания штаба.
От обиды я отвернул все краны, какие сумел найти. На первом этаже
всплыли даже сейфы. "Кто открыл краны?" - спросил меня разъяренный
Нахрапов. Я объяснил, что пришел какой-то подозрительный литовец и пустил