"Владимир Динец. Азия на халяву (Азиатская часть СССР, 1986-97 гг)" - читать интересную книгу автора

воду. "Что же ты их не закрыл?"
- заорал полковник. "Приказа не было" - ответил я.
Три наряда он мне все-таки вкатил. Отбывать их совершенно не хотелось.
К тому же на завтра планировалась присяга, а клясться в верности КПСС и
социализму как-то неприятно. Непрерывная пьянка в городе стала надоедать,
а в части ребята либо забивали косяк, либо смотрели бесконечную порнуху по
телевизору. Короче, пришла пора "штыки в землю". Тут Игорь очень кстати
схватил алкогольную интоксикацию, его отправили домой, а меня он попросил
назначить сопровождающим. На квартире у одной нашей Шаул...ской знакомой
он мгновенно выздоровел, и через два дня мы, простившись со всеми друзьями
в Шауляе, поехали на знаменитую Гору Крестов, потом в Тракай, Вильнюс и
оттуда в Москву.
В том году мне пришлось еще много путешествовать - от Эстонии, где
живут самые красивые в Союзе блондинки, до Молдавии, где самые красивые
брюнетки. Но поскольку тема этой книги - восточная часть страны, то мы
пропустим и фиолетовую сказку белых ночей во фьордах Баренцева моря, и
неистовые краски золотой осени на горных озерах Кавказа, и архитектурные
памятники Соловков, Кижей, Валаама, Сванетии, Пскова, Чернигова, и уютные
долины Хибин. На дворе уже январь, и слякотная московская зима посыпает
для вида снежком грязные улицы.
Я сидел дома, строча черновик дипломного проекта. На столе передо мной
в стеклянной банке лежала куколка бабочки, три недели назад извлеченная из
холодильника, где проходила зимовку. Со дня на день бабочке предстояло
вывестись и летать по квартире, питаясь раствором сахара и напоминая о
приближающейся весне. Пока что весна казалась несбыточно далекой. Я
настолько закрутился среди всевозможных дел, (помимо института, я работал
еще в двух местах, и в каждом из них не знали про другое), что даже
поездка за город в выходной не удавалась уже почти месяц. К тому же снег
под Москвой почти стаял, и не было надежды хоть раз прокатиться на лыжах в
эту зиму.
Радиоприемник, висевший за стеной, закончил треп о "главном событии
международной жизни" - тридцатом заявлении Горбачева по поводу положения в
Персидском заливе, и я прислушался, ожидая прогноз погоды. Но вместо этого
диктор бесстрастным голосом сообщил, что начавшееся извержение Авачинского
вулкана не угрожает безопасности Петропавловска. Через пять минут я уже
бежал оформлять командировку в погранзону, а перед моим мысленным взором
проносились жуткие картины лавовых рек, сжигающих городские окраины.
До тех пор я семь раз летал на Дальний Восток или обратно, и всегда по
дороге видел что-нибудь интересное. На этот раз почти весь полет проходил
в условиях полярной ночи, так что ничего особенного ожидать не
приходилось. Но где-то над Оймяконом за окном ненадолго рассвело, и я
увидел внизу удивительный пейзаж.
Горные хребты, сочно-розовые в лучах низкого солнца, причудливо
ветвились, словно морозные узоры на стекле, а между ними змейками
извивались синие полоски пойменного леса вдоль замерзших притоков
Индигирки. С высоты восьми тысяч метров было отчетливо видно, как в узком
каньоне лопнула гигантская наледь, и потоки прорвавшейся из-под нее речной
воды устремились вниз по руслу. Я поклялся себе, что обязательно доберусь
летом до этих мест. В девять вечера самолет развернулся над
Петропавловском, и я приник к иллюминатору, высматривая огненный цветок