"Томас Диш. Щенки Земли " - читать интересную книгу автора

образование беспрепятственно рыскало по гуманитарным предметам и никогда не
было принудительным. Меня радовала компания себе подобных, и я испытывал не
поддающееся описанию удовольствие Сворки. Я, наконец, с раннего детства
вполне осознавал прелесть своего высокого происхождения. Мой отец Теннисон
Уайт был великим деятелем искусства - возможно, самым великим, причем в
обществе, для которого искусство было выше всех других ценностей. Ни малая
толика сияния этой славы не поблекла в его потомстве. Позднее, в юности,
судьба отца могла помешать становлению моего "эго", но тогда хватало
уверенности, что я - любимец столь ценной породы. Это вселяло ощущение
безопасности. В чем же еще состоит счастье, как не в этом - в ощущении
собственной ценности? Уж никак не в свободе. Мне известно и это состояние -
ох как хорошо известно! - поэтому могу вас заверить: счастья в нем очень и
очень мало. Будь я в юности свободен, почти наверняка был бы несчастен.
Вообще-то, говоря о своем идеальном детстве, я имею в виду главным
образом первые годы жизни, потому что вскоре после своего семилетия я стал
сиротой, - Динги разделались с моим отцом, после чего Любимая Матушка
поручила заботу обо мне и Плуто питомнику Шредер, а сама просто растворилась
в космическом пространстве. Таким образом, я могу говорить, что обрел
свободу еще в семилетнем возрасте и горько негодовал на условия
существования, воспринимая их просто как невнимание к собственной персоне.
Теперь я, конечно, понимаю, что по сравнению с общепринятым
представлением о "человеческом существовании" питомник Шредер был настоящим
раем. Тогда же мне оставалось судить о происходящем разве что по фазам лун
Юпитера. Однако я вижу, что начинаю запутываться. Видимо, лучше
придерживаться хронологического порядка.
Итак, позвольте приступить к повествованию.
Чтобы начать описание своей жизни с самого ее начала, как в свое время
сделал это Дэвид Копперфилд, я должен сообщить, что родился в воскресенье
после полудня в 2017 году от рождества Господа нашего на Ганимеде, четвертой
луне Юпитера. По повелению отца мое появление на свет сопровождалось могучим
ударом грома и довольно хитроумным градом метеоритов и искусственных комет.
Эти природные чудеса были шумовыми и видеоэффектами представления театра
масок, написанного отцом и поставленного как переосмысление кантаты
Вивальди, где в качестве моих многочисленных крестных матерей-фей выступали
самки питомника. Одиннадцать фей были олицетворениями Заслуженного доверия,
Преданности, Пользы дела, Дружелюбия, Обходительности, Доброты,
Обязательности, Бодрости духа, Бережливого процветания, Отваги и Чистоты
помыслов. Каждая фея сделала мне небольшой подарок - некую эмблему духа
того, что она олицетворяла, но папаша каким-то образом не пригласил
двенадцатую фею - Почтительность, что роковым образом сказалось на моем
характере.
Заводя речь о своих "самых ранних воспоминаниях", я всегда испытываю
затруднение, потому что не знаю, какие события действительно запечатлелись в
моей памяти, а какие перешли от Любимой Матушки, Плуто или какого-то другого
разума, который мой Господин мог походя подключить к моему. Так, например, я
отчетливо вспоминаю, как Папа (прошу извинить, но именно под этим именем я
знаю его; для меня у него просто нет другого) с несказанной грустью смотрит
мне в глаза, декламируя стихотворение, которое я тоже прекрасно помню, хотя
и не смею здесь воспроизвести. Полагаю, это было одно из творений графа
Рочестера. Папа в байроновской рубашке с пышными рукавами и широким отложным