"Томас Майкл Диш. Геноцид " - читать интересную книгу автора

Его бегство было обречено на провал, как были обречены на гибель и сами
города. В конце концов, словно в притче, он был вынужден перебиваться
объедками для свиней и в итоге вернулся в Тассель, на отцовскую ферму.
По всем правилам состоялась церемония заклания упитанного тельца, и
если бы жизнь действительно обернулась всего лишь притчей, то все окончилось
бы прекрасно. Но то была настоящая жизнь, и в сердце своем он оставался
блудным сыном, а временами жалел, что не умер тогда, в городе, с голодухи.
Все же в состязании между зовом желудка и переменчивыми пристрастиями
разума чрево, кажется, имеет больше шансов на победу. Бунт блудного сына
свелся к пустяшному протесту против жаргонных словечек и прочей белиберды:
он категорически не желал говорить "чегой-то", совершенно не выносил музыки
кантри, так и не привык к жвачке, он презирал провинциала, деревенщину как
такового, с его бездарным кудахтаньем. Короче - он не выносил Нейла.
От жары и физической усталости мысли потекли ровнее, войдя в более
спокойное русло. Пока он стоял, уставившись в медленно наполняющиеся ведра,
на него нахлынули воспоминания и образы иных времен. Он вспоминал великий
город Вавилон.
На память приходили ночные улицы, которые превращались в быстротечные
реки огней, где вниз по течению плыли в непорочном великолепии сверкающие
машины. Часами не стихали звуки и не гасли огни. Можно было заехать в
ресторан для автомобилистов, а если бывало туговато с деньгами - в "Белую
Башню". Девицы в шортах обслуживали вас прямо в машине. У некоторых шорты
были обшиты по краям мелкой блестящей бахромой, колыхавшейся на загорелых
бедрах.
Летом, когда деревенщина корпит на своих фермах, там были залитые
слепящим светом пляжи, и теперь еще его пересохший язык складывался
трубочкой при одном воспоминании, как в лабиринте между пустыми нефтяными
бочками, подпиравшими плот для ныряльщиков, он целовал Айрин. Или не Айрин,
а еще кого-то. Теперь имена не имели значения.
Он еще раз прошелся вдоль гряды и, поливая кукурузу, повспоминал имена,
которые теперь не имели значения. О, город кишел девицами! Стоило часок
постоять на углу, и они проплывали мимо вас буквально тысячами. Тогда даже
болтали о каких-то проблемах перенаселения. Сотни тысяч людей!
Ему вспоминались толпы студентов, которые набивались зимой в
натопленную университетскую аудиторию. Он приходил туда в белой рубашке.
Воротничок плотно облегал шею. Он мысленно потрогал пальцами узел шелкового
галстука. Какой он был - полосатый или однотонный? Он подумал об
универмагах, битком набитых костюмами и куртками. А расцветки! Музыка, и -
аплодисменты!
"Фокус в том, - думал он, переводя дух возле Растения, - что мне не с
кем поговорить".
Все население Тасселя насчитывало двести сорок семь человек, и ни один
из них - абсолютно никто - не в состоянии был понять Бадди Андерсона. Мир
погиб, а они даже не подозревали об этом. Они никогда не принадлежали тому
миру, а Бадди на краткий миг стал его частью и увидел, что этот мир
прекрасен.
Ведра наполнились, и Бадди, подхватив их за ручки, потащился в поле.
Сотый раз за этот день он перешагнул пень с болезненного вида наростом,
который остался от Растения, питавшего гряды год назад. На этот раз он
наступил босой ногой на гладкую деревяшку, залитую скользким соком. Тяжелые