"Уильям Дитрих. Пирамиды Наполеона " - читать интересную книгу автора

гильотинировали и саму библейскую неделю, предпочтя разделить месяц ровно на
три декады, а началом года считать день осеннего равноденствия. Хотя,
разумеется, пришлось добавить к такому году пять или шесть дополнительных
праздничных дней, для согласования идеальной революционной системы с
солнечной. Не удовлетворившись таким единообразием календаря, правительство
ввело новую метрическую систему мер и весов. Внесли даже предложение для
новой временной единицы, в соответствии с которой сутки состояли из ста
тысяч секунд. Игры ума! А в результате все мы - даже я, доморощенный ученый,
исследователь электричества, частный предприниматель, меткий стрелок и
демократический идеалист - начали скучать по воскресеньям. Рациональный
замысел нового календаря, разработанный умниками, совершенно не учитывал
человеческих традиций, чувств и природы, тем самым предвосхищая гибель
революции. Неужели я сделался пророком? Честно говоря, пока я вовсе не
пытался подвергать серьезной критике популярность тех или иных нововведений.
Мне еще предстояло научиться этому у Наполеона.
Нет, мои думы сосредоточились на вычислении карточного расклада. Будь у
меня другой характер, я сбежал бы из душных салонов и наслаждался щебетом
первых весенних ласточек, нежностью розовых бутонов и молодой листвы,
возможно даже, не отказался бы от созерцания юных девиц в саду Тюльири или,
на худой конец, шлюх в Булонском лесу. Но меня манили карточные столы
Парижа, этого великолепного и грязного города, где дивные ароматы
перемешались со зловонием, а великолепные памятники старины - с убожеством
трущоб. Моя весна проходила при свечах, и ее бутоны распускались на груди
куртизанок с таким рискованно глубоким декольте, что их соблазнительно
вздымающиеся двойняшки в любой момент могли вырваться на свободу, а вращался
я в обществе новой, демократически настроенной формации политиков и военных,
сменившей аристократию и недавно разбогатевших лавочников: все мы величали
себя исключительно гражданами. Я, Итан Гейдж, стал салонным представителем
новейшей американской демократии. Кое-какого статуса я удостоился благодаря
тому, что одно время слыл учеником и воспитанником ныне покойного, но
по-прежнему высокочтимого великого просветителя Бенджамина Франклина.
Благодаря ему я приобрел достаточно знаний об электрических силах, для того
чтобы развлекать салонное общество проворачиванием цилиндра и перенесением
полученного трением заряда на руки милашек, так что их кавалеры в буквальном
смысле испытывали потрясение от поцелуев. Кое-какую славу принесла мне также
демонстрация точности американской длинноствольной винтовки: я легко
пробивал шесть дырок в оловянной тарелке с двухсот шагов, а с пятидесяти
шагов мне однажды удалось срезать плюмаж со шляпы скептически настроенного
генерала. Кое-какой доход приносили мне не слишком упорные старания наладить
торговые отношения между терзаемой войнами Францией и моей собственной
новорожденной и нейтральной страной, что являлось чертовски трудной задачей
из-за революционной привычки захвата американских кораблей. Не считая
развлечений, скрашивающих повседневное бытие, мне, пожалуй, недоставало
некой серьезной или возвышенной цели: я принадлежал к числу тех легко
плывущих по течению холостяков, которые упорно ждут начала настоящей жизни.
Недоставало мне также и денежных средств для обеспечения себе приличного
существования в терзаемом инфляцией Париже. Вот я и стремился увеличить их в
карточных играх, уповая на удачу.
Хозяйкой нашего игорного дома была нарочито таинственная мадам де
Либерте, одна из тех предприимчивых красивых и тщеславных особ, которых