"Андрей Дмитрук. Собачья свадьба (Рассказ, фантастика)" - читать интересную книгу автора

...Тогда, во времена "Паруса", Краев был совсем другим, похожим на
себя нынешнего не более, чем шустрый малек на сытого взрослого сома.
Однажды город охватила лихорадка. Точно из спор, занесенных сырым
апрельским ветром, стали вырастать молодежные кафе-клубы. В отличие от
мигающих вспышками стробоскопа, на погибель глазам, аэродромно грохочущих
дискотек - о них тогда не слыхивали и на Западе, - то были заведения
технически скромные. Годилась любая столовая с подобием эстрады.
Люди одинокие, остро нуждавшиеся в общении, в самоутверждении и бог
знает в чем еще; скрытые властолюбцы, деятели устрашающей энергии, коим
жизнь не уготовила более широкого поприща; женщины в поисках спутника
жизни; добрые компании, которым надо было где-то поколобродить, не входя в
тяжкий расход; снобы, мечтающие о "Стойле Пегаса", - вся эта пестрая
публика оседала в залах и подвальчиках, под двойной властью "Общепита" и
райкомов комсомола. В советах кафе-клубов можно было встретить как
благороднейших энтузиастов-бессребреников, так и суровых деляг,
надеявшихся погреть руки около платных билетов (дельцы, кстати, позднее и
провалили движение). "Парус" стоял в самом центре, на тихой старой улице,
в романтической тени кафедрального собора. Через несколько лет его совет
распался из-за денежных махинаций председателя; "Общепит" с радостью
затоптал пепелище клуба, и снова в кафе начали горланить свадьбы. Но в
период расцвета "Парус" считался престижным местом. Туда ходили слушать
хороший джаз. Там устраивали "капустники" молодые актеры драмы и студенты
театрального. Наконец, в "Парусе" шаманили поэты-любители. Поэтов в те
годы тоже уродило, как одуванчиков под весенним солнцем. Одним из наиболее
талантливых и скандальных прослыл Олег Краев.
В неописуемой кожаной куртке, лопнувшей и зашитой под рукавами, в
брезентовых китайских брюках "Дружба", тощий, неуклюжий и развинченный,
словно Петрушка, появлялся у микрофона Краев, и воцарялась настороженная
тишина. Он читал, не зная, куда девать руки, горбясь, глядя от смущения
поверх голов, на вентиляторную отдушину. Он то бормотал свои бредовые,
тревожные строки, как темное заклинание, то выкрикивал их, словно
беспомощный и дерзкий вызов. Многое было заимствованным. Умами тогда
владела московская знаменитость - скандалист союзного масштаба, автор
хлестких неожиданных образов. Стихи москвича переполняла научная
терминология. На них лежал отсвет ядерных взрывов. Мэтр вкраплял в текст
математические формулы и куски прозы, был божественно небрежен с рифмой.
Олег верил во всю эту магию с пылом новообращенного. Заумь ряской
покрывала чистый ключ его дарования. Однако сквозь наносы подчас
побрызгивало такое свое, свежее, первородное! По залу тянуло озоном, как
после удара молнии.
В "Парусе" за чтением стихов обязательно следовало обсуждение. По
поводу Олега оно зачастую принимало характер словесного побоища. "Вы очень
хотели всем испортить настроение, но вам это не удалось! Вы просто позер,
пустышка!" - кричала от своего столика особа, обойденная красотой и
любовью. Поводом послужили Олеговы откровения: "Корчит лириков
голубоглазых от моей динамитной ненависти... Я брожу по улицам в кожанке,
я в кино нахожу приют; говорят мне девушки колкости и не знают, что я -
плюю..." Особа, похожая на разъяренного удода, еще что-то оскорбительное