"Андрей Дмитрук. Следы на траве (Повесть, фантастика)" - читать интересную книгу автора

Поэт неторопливо раскрыл свой брезентовый мешок, вывалил из него
груду тряпья, исписанных клочков разноцветной бумаги и, наконец,
совершенно неповрежденную коробку наркотических папирос.
- Вот это ты молодец! - воскликнула Урсула обрадованно. - Да за это я
тебе и хлебца дам...
Они нашли приют в развалинах одного из крайних особняков Асгарда.
Наименее поврежденной комнатой в доме оказалась ванная. Бродяги развели
костер из обломков мебели и сидели друг против друга на розовом плиточном
полу. Опорой для них служили великолепные, синие с белыми розами стенные
изразцы. От огромной проржавевшей ванны, полной снега, тянуло холодом, как
из морозильника.
- Какой черт тебя сюда принес! - сказала Урсула после долгой, полной
наслаждения затяжки. - Тебе что, на Юге плохо было? Чудак...
- Хорошо было, - закивал и заморгал поэт. Говор у него был невнятный,
шамкающий - от зубов остались одни корешки. - Я ведь до самого океана
дошел, до Южного Рога. А там вечное лето, и леса большие, и рыба всякая
водится... Писал вволю. Хочешь, прочту кое-что?
- Так зачем же ушел? - с ноткой истерического нетерпения спросила
художница. - Почему ты здесь?
- А прогнали.
Седой, косматый и краснолицый, точно громадная обезьяна, поэт сидел в
лоскутной своей шубе из мешковины и меха и сосал подаренную Урсулой
горбушку.
- Кто?
- Они. Из Вольной Деревни.
Урсула дернулась, будто ее тряхнуло электрическим зарядом, и застыла
с разинутым ртом, не заметив, как упал в снеговую кашу драгоценный окурок.
Поэт засмеялся длинным дребезжащим смехом:
- Не думай, девка, живых там нет. Порушено все и везде, наверное,
атомной бомбой. И пусто, ни души. Но это днем. А ночью...
Поэт затряс лысеющей, в розовых лишаях головой и тряс ею так же
долго, как недавно смеялся.
- Что ночью? - цепенея, спросила Урсула.
- Оживают, наверное. Я из дома пустого, где ночевал, такие огни видел
- столичный город, да и только! Рестораны полны, музыка, танцы. Машины
ездят, автобусы... И возле моря всю ночь шаги, разговоры, смех. То
влюбленные, а то, скажем, дети...
- Приснилось тебе! Болотную лихорадку подцепил! - резко сказала
Урсула. - И вообще врешь, не видел ты Вольной Деревни. Тут был один
недавно... Оттуда. Жив-живехонек. Друга пропавшего ищет. Панцирь на нем
невидимый. Его крабы на вертолете увезли, он сам к ним напросился...
Богатырь, красивый, не то, что мы с тобой!
Поэт заревел, будто раненый, и плюнул прямо в собеседницу.
Промахнувшись, вскочил на худые, колесом изогнутые ножонки. Голова его
дрожала от гнева. Схватив папиросы и кинув их в мешок с тряпьем, он тыкал
пальцем в лицо Урсулы:
- Опаскудился я, с тобой сидя! Дура! Не понимаешь, кто здесь зимой-то
ходит, души уловляя?! Красивый... Панцирь невидимый... Кому поверила?!
Будь ты проклята...