"Андрей Дмитрук. Посещение отшельника (Авт.сб. "Ночь молодого месяца")" - читать интересную книгу автора

Чувства перегорели, как перегной, и выпустили новые ростки, я уже только
отец, не влюбленный, но шрам остался. Сам того не зная, ждал я
сегодняшнего дня.
- Извините, одну минутку, я сейчас покажу вам кое-что, - сказал Андрей
Ильич и встал. Кивнув, она все с тем же мягким, растроганным выражением
обернулась к саду. Замерли приземистые шатры яблонь на каркасах
гладко-серых ветвей; кудрявые легкомысленные клены мерцали и шептались,
дремотная паутина полудня опутывала все. К веранде приплелся двухмастный
Кудряш, смотрел на гостью просительно и вызывающе.
- Ты же не будешь есть огурцы, собака, а мяса уже нет, - рассудительно
сказала ему Элина. - И клубнику ты тоже есть не будешь, так что проси у
хозяина.
Услышав ласковый голос. Кудряш прижал уши, затанцевал, изгибая голову,
и бешено завилял хвостом.
- Нечего, нечего попрошайничать, - твердо сказала актриса.
Ей вдруг вспомнился только что ушедший Ведерников, его глубоко сидящие
черные глаза, несколько маниакальный склад лобастого лица. Бедняга,
наверное, она тогда крепко обидела его, тридцать лет назад. А что же
оставалось делать? Продолжать эту глупую историю, нелепые встречи между
театром и линейным лифтом с мужчиной, которому ты ничего не хочешь, да и
не можешь дать? "Какие все эгоисты! Ведь он наверняка и не задумывался,
что у меня, может быть, есть моя, скрытая от посторонних жизнь, в которой
нет места никому, кроме... кроме главных действующих лиц. Я правильно
сделала, что была жестокой, что не оставила никаких надежд. Он излечился и
благополучно живет на свете. Вон какое поместье, и взрослые дети катаются
на лодке. У него свой пьедестал, мировое имя - гениальный биоконструктор
Ведерников, счастливый соперник эволюции.
...Я правильно сделала, и все-таки стихи он писал хорошие, и очень
жаль, что сейчас не тот год и не встречает меня у служебной двери высокий
сутуловатый мужчина с тревожными огнями в ямах глазниц, каждым движением
старающийся понравиться".
Задумавшись, она вздрогнула, когда на стол между тарелками шлепнулся
пакет из жесткой черной бумаги. Старинушка-матушка, плоские двумерные
фото; сейчас это редкое хобби, как, например, вышивание по канве.
Андрей Ильич вытащил первый снимок и показал его Элине, как фокусник
загаданную шестерку пик: вкрадчиво положив, резко отдернув пальцы.
Она поняла все сразу. Точно резиновая рука на мгновение сжала горло -
пришлось бороться, возвращать дыхание. Вмешалась сорокалетняя актерская
дисциплина: человек, нанесший удар, ничего не заметил, хотя и рыскал
глазами по ее лицу. "Ты ничего не понимаешь, все это забавный технический
трюк. Совершенно ничего не понимаешь. Ты заинтригована, удивлена, не
более".
Решив нипочем не сдаваться, она весело воскликнула, округляя брови и
зачем-то рассматривая снимок на свет:
- Ото! Как вы это сделали?
На фото была все та же веранда, ситцевая занавеска кухоньки, и у
самоварного крана, наливая чашку, она, она сама, Элина, только не такая,
как сейчас, а тридцатилетней давности, озорная, упругая, в каком-то
пышно-широком затейливом кимоно с огромными цветами по белому.
...Все-таки фигура стала куда более массивной. Сейчас она бы уже не