"Андрей Дмитрук. Посещение отшельника (Авт.сб. "Ночь молодого месяца")" - читать интересную книгу автора

перегнулась таким натянутым луком, не обхватила бы руками колено, поджатое
к подбородку. А здесь загорает в лодке посреди озера. Небрежно брошены
весла. Летит тополевый пух над темной водой.
...Вместе укладывают рыхлый чернозем в деревянную раму будущего парника
- довольный Андрей Ильич с отеческим одобрением на лице и молодая
старательная Элина в шортах и линялой рубахе с засученными рукавами.
Еще фото. Над стеклянным двускатным парником, счастливо жмурясь, сама
молодость в лице перепачканной Элины обнимает за шею седого, нынешнего,
Ведерникова.
- Неужели вы научились фотографировать мозговые образы? Наверное, через
сублиматор?
- Это не мозговые образы, - ответил несколько обескураженный
биоконструктор. "В самом деле не сообразила или притворяется? А, все
равно, недолго тебе капризничать". - Хотите, познакомлю?
"Отступать некуда. Как я не подумала с самого начала, что у него все
козыри? Еще секунда, и буду выглядеть глупо и фальшиво".
- Робот, - сказала Элина тоном детектива, разоблачившего страшный
заговор, и чайную ложку наставила на Ведерникова вроде оружия.
- Больше, намного больше. Я бы сказал - робот-двойник, идеальная
белковая копия.
Ей захотелось упасть на этот видавший лучшие времена, исцарапанный стол
и крикнуть что есть голоса: "Какое право? Какое вы имели право?!" Пустая
истерика. Право художника пользоваться любым материалом: глиной, красками,
оловом, гаммой нот или искусственными аминокислотами.
- Так хотите увидеть в натуре? Сейчас позову.
- На озере? В лодке?
- Да.
Она медленно покачала головой - не надо.
Андрей Ильич засмеялся, сел напротив - скрипнула спинка ивового
плетеного стула, - скрестив руки на груди. Вот они, странно подрезанные
снизу, чуть раскосые ореховые глаза, в которых впервые за тридцать лет я
сумел вызвать волнение: они влажнеют, слезы накапливаются над нижним
веком. С тебя достаточно, с меня тоже, давай звони в аварийную гравиходов.
Триумф не удался. Грустно. Я не создан для сведения счетов. Вот сидит, еле
сдерживая слезы, моя давняя полувыдуманная любовь, и я уже чувствую себя
преступником. Конец игре.
- Вы... счастливы с ней?
- Нет, Элина Максимовна. Я делал ее в каком-то угаре, не понимая, что
затея обречена. Чтобы полюбить ее, надо было поместить ее на ваше место и
окружить вашей славой, и чтобы я ждал у служебной двери, и чтоб мне было
двадцать восемь.
- И, может быть, чтобы она относилась к вам так же, как я?
Мстит... Как это сказано у поэта? Вечно женственное... Чтобы она
простила, мне надо бы привести к порогу ни в чем не повинную Эли и
деструктировать, обратить в лужу студня. Но потерпите, Элина Максимовна,
эта история кончится лучше, чем вы предполагаете, и, может быть, мы станем
величайшими друзьями. Ибо крепка дружба, основанная на ностальгии по
прошлому.
- Существует категория мужчин с собачьим характером, но я, к сожалению
или к счастью, не из их числа и не целую бьющую руку. Мне нужны были вы,