"Анатолий Днепров, и другие. Старинный фрегат под новыми парусами (повесть-буриме, 12 авторов)" - читать интересную книгу автора

Суффло, а остальные отправились покупать теплые вещи.
Йен познакомился с профессором Карне года два назад, на конференции в
Лондоне, и с тех пор они изредка переписывались. Сейчас, шагая по улицам
Латинского квартала, Йен думал о профессоре - и увидел, как он сидит в
своем кабинете, неловко и странно поджав правую ногу, а перед ним на столе
- уравнение... Уравнение, которое почему-то вызывает у него страх, тревогу,
почти физическую боль.
И вдруг Йен остро, с тоской и отвращением ощутил свою отъединенность
от мира. Так же остро, как в тот первый миг, когда это началось, а он стоял
в своей лаборатории...
Но почему сейчас? Холод и пустота внутри - и эта беспощадная,
безграничная ясность мысли. Лица прохожих контрастно четки, как на
передержанной фотографии, они просматриваются насквозь, но это неинтересно,
не в этом дело, и вот словно тают стены домов, просвечивая, как зеленоватое
стекло, и расплываются, редеют лохматые серые тучи, и за ними открываются
вся безграничность мира, просторы космоса... Ах, так вот в чем дело, а я -
то и не знал, давно же мы не переписывались с Карне... Вот оно что! Капитан
"Лютеции" Фелисьен Карне, Счастливчик Карне, надежда и гордость Космической
Франции, а для профессора это младший брат, малыш Фелисьен, которому он
заменил и отца, и мать... И Фелисьен погибает, а он, всегдашний его
защитник, всесильный старший брат, ничем не может помочь, не может даже
понять, что случилось...
Держится-то он молодцом, Жан Карне, старший брат. Осунулся, лицо
серое, под глазами темные круги... Еще бы, три бессонные ночи, голубые
таблетки стимина, одна за другой, отчаянные поиски ответа, разгадки,
спасения. "Малыш, потерпи еще немного, держись, малыш, я помогу, я должен
помочь, я должен... Мне бы только понять, что все это значит, только бы
понять..." Но это - про себя, как заклинание, а вслух он говорит совсем
другое, ровным таким голосом:
- У них все благополучно, связь отличная, идут по заданной траектории,
отклонения несущественные, да, все в порядке, благодарю вас, коллега.
- Понятно, - пробормотал Йен.
Но он тоже пока ничего не понимал. Он видел это пятнами, просветами,
словно клочки голубого неба в разрывах густых туч, но этих разрозненных
пятен не хватало, чтобы воссоздать всю картину. Картина, оказывается, уж
очень сложная, до чего же она сложная и трудная, черт, ах, черт, вот это
настоящая задача, не то что детские забавы с Растерсом и полицией. А за
ответом на эту задачу уже встает, непонятно почему, другая, насущно важная
для тебя самого, для нас, и никак все это не поймаешь, прямо стонать
хочется от нетерпения... Будто забыл какое-то самое обычное и самое
необходимое слово, и никак оно не дается, а тебе оно позарез нужно... Ну,
что за чертовщина!
Ладно, попробуем еще раз сопоставить данные. "Лютеция" находится в
космосе уже шестьдесят девять дней. И вроде все в порядке. Траектория
выдерживается отлично, в пределах расчетных ошибок, с каждым днем корабль
приближается к Венере - свободным полетом, практически без ускорения.
"Лютеция" превосходно просматривается с Земли радиотелескопами. И данные
автоматических бортовых приборов вполне подтверждают земные наблюдения.
Однако уже трое суток корабль терпит бедствие, и ни черта нельзя понять.
Капитан Карне передает, что у них двойное ускорение, что на корабле