"Е.Л.Доктороу. Билли Батгейт" - читать интересную книгу автора

щелчком, я мог убедиться, что серийный номер спилен, что значило, что
пистолет когда-то принадлежал братству - Арнольд подтвердил это, сообщив,
где он нашел ствол: в болоте за пляжем Пэлхам, во время отлива. Наглый нос
пистолета торчал из жижи, как сучок.
А уж название пистолета возбуждало меня больше всего - Автоматик! Самый
современный, тяжелый, но компактный, Арнольд сказал, что он в рабочем
состоянии, нужны только патроны, но у него их нет. Он спокойно, не торгуясь,
принял мою цену в три доллара, взял мою "десятку" и сунул ее в один из
чанов, где лежала его коробка с деньгами, вернул семь сдачи, рваными,
помятыми однодолларовыми купюрами и сделка была совершена.
Настроение сразу поднялось, весь вечер я ощущал себя на высоте, правый
карман штанов утяжелял мой железный друг. В кармане, я еще раз убедился в
своей интуиции, была дырка, будто специально созданная для ствола. Дуло
приятно холодило бедро, рукоятка покоилась в кармане, все аккуратно, будто
специально подогнано. Я зашел домой и отдал матери пять долларов, что
составляло менее половины ее недельной зарплаты в химчистке на
Уэбстер-авеню. "Где ты взял деньги?" - спросила она, сминая бумажки в
кулаке, растерянно улыбаясь. Не мне, а, как обычно, никому в частности.
Затем, не дождавшись ответа, снова повернулась к своему столу, заставленному
свечами. Я спрятал пистолет и снова пошел на улицу. Там уже сменились
действующие лица: ребятня сидела под домам под надзором мамаш, места на
обочине заняли взрослые, шла игра в карты на ступенях крылец, вился дымок
сигарет, женщины в домашних халатах сидели стайками, как девочки, выставив
коленки вверх, парочки прогуливались от фонаря к фонарю. Мне внезапно стало
плохо от такой идиллии бедности. Поэтому я посмотрел на небо - оно было
чистым - между крышами виднелись легкие облака. Все это привело меня к мысли
о моей верной подружке, Ребекке.
Она была проворной черноволосой девчушкой, кареглазой. Ее верхняя губка
была деликатно тронута намечаемыми лет через двадцать усиками.
Все сироты были в здании, ярко горели все окна. Я стоял внизу и слышал
неумолчный гвалт, с мальчукового крыла он был на порядок громче. Затем
зазвенел колокол, я спустился по аллее в маленький двор и сел ждать на угол
поломанного забора, окружавшего площадку для игр. Где-то через час почти во
всех окнах верхнего этажа свет погас и я подошел к пожарной лестнице.
Подпрыгнул, зацепился за перекладину, подтянулся и полез наверх.
Перегнувшись в окно моей любви, в окно комнаты, где спали старшие девочки от
11 до 14 лет, я нашел глазами кровать моей маленькой шалуньи. Ее глаза
широко раскрылись, но ни капли не удивились. Все подружки тоже не нашли что
сказать. Я провел ее через ряды их немигающих глаз к двери, что вела к
лестнице на чердак и крышу. На крыше, покрытой разномастной черепицей, еле
блестевшей в лунном свете, в закутке между двумя башенками я стал жадно
целовать ее, снимая ночную рубашку, трогать ее груди и соски. Затем я
медленно опустил руки, обхватил ее ягодицы и почувствовал, что она
поддается. И вот тут, пока я сам еще не зашел очень далеко, когда ее позиция
была наисильнейшая, я выторговал честную цену и вытащил из остатков один
доллар. Она схватила бумажку, смяла в кулачке и тут же, без церемоний, села
на крышу и стала ждать, пока я, прыгая то на одной, то на другой ноге, стащу
с себя штаны и все остальное. Стаскивая одежду, одной половинкой мозга,
необремененной страстью и похотью, прокручивал совершенно другой сюжет:
странно, люди типа мистера Шульца и меня, складывали наши деньги аккуратно и