"Э.Л.Доктороу. Всемирная выставка" - читать интересную книгу автора

- Роуз, - покачал головой отец, - если ты заставишь его вернуться
посреди сезона, он никогда тебе этого не простит.
Не просто было матери справиться с собой. День или два спустя она
послала Дональду письмо, где написала, что знает от госпожи Сегал об
условиях жизни персонала. "Борись за свои права, - велела она ему. - Ты же
ничем не хуже самого почетного их постояльца. Профессиональные музыканты
имеют право, чтобы им хотя бы простыни на кровать стелили".

20

Насчет смерти у меня была своя теория, причем не важно, смерть ли это
от несчастного случая: утонул, скажем, сгорел заживо, попал под машину - или
от инфекции: например, напал на тебя микроб детского паралича. Теория
состояла в том, что, если ты о чем-то подумал, вообразил это, такое с тобой
уже не случится. Ты как бы защищен от этого, простым мыслительным актом
приобрел невосприимчивость, отведя от себя данный конкретный вид смерти
этакой умственной прививкой. И тут не важно, как соответствующая мысль
закралась в голову - услышал ли, как с кем-то другим произошел ужасный
случай, или что-нибудь такое увидел, или просто вдумался от нечего делать в
смысл какого-то слова - безразлично, главное, что после этого ты в
безопасности. Может, это и не теория была, а так, скорее рабочая гипотеза,
но действовала она довольно четко.
На восьмом году жизни осенью я как-то утром проснулся с болью в животе.
И очень обрадовался, что можно не идти в школу. У меня была новая книжка про
Фрэнка Бака, кстати реально существовавшего. Фрэнк Бак ездил в Африку и Азию
и ловил там крупную дичь; он не убивал животных, а грузил их на корабль и
сдавал в цирки и зоопарки. С животными он обращался по-доброму, и мне это
нравилось. А приключений у него каких только не бывало.
Эта болезнь ни на какие теоретизирования меня не натолкнула. Вообще не
показалась мне существенной. Проявляя ту же самоуверенность, с которой
обращался со смертью, я считал себя большим знатоком болезней, во всяком
случае того, как они во мне проявлялись. Мне уже знакомы были всякие
простуды, гриппы, ушные боли. Я знал их характеры, знал, как они могут себя
повести и чем от них будут лечить. В отличие от матери мне они страха не
внушали. Втайне я научился ловко избегать самых неприятных способов лечения.
Взять хотя бы горчичники на грудь от простуды: как только их на меня
налепляли и мать выходила из комнаты, я всовывал полотенце между кожей и
бурой оберточной бумагой, смазанной вязкой английской горчицей. Потом
натягивал до подбородка одеяло, чтобы не нюхать едкие испарения этой
мерзкой, ненавистной гадости. Услышав, что мать возвращается, я вынимал
полотенце и терпел жжение все то время, пока она не уйдет опять.
На этот раз у меня был небольшой жар, особых неудобств не создававший.
Ну, есть не хотелось, а так, в общем, ничего. Терпимо. Но на другой день
слабая ноющая боль не прошла, и я пролежал в постели дольше, что не укрылось
от матери. Под вечер пришел доктор Гросс и осмотрел меня. Как обычно, он
принес мне в подарок несколько палочек для прижатия языка. Он пощупал мне
живот, заглянул в горло и в уши, задевая меня своим свисающим на жилетной
цепочке жетоном.
- Что ж, - произнес он добродушно рокочущим голосом, - похоже, ничего
страшного. Подождем еще денек-другой и поглядим, что будет.