"Э.Л.Доктороу. Всемирная выставка" - читать интересную книгу автора

стояло у тротуара перед домом. Мать понесла меня вниз с крыльца, а Мэй
бросилась вперед открыть дверцу машины. К вящему моему унижению тут же
присутствовала хозяйкина дочка, которую я ненавидел. Она стояла перед домом
со школьными книжками в руках и смотрела. Конечно, ей все равно, что я
чувствую, смотрит, смотрит - хоть бы из приличия пошла своей дорогой. Я
сделал вид, что не замечаю ее, но внутри весь кипел от ярости на эту мерзкую
крысу. Ну почему мне такое невезенье - чтобы у всех на глазах меня тащили
таким вот образом, да и когда! - как раз в большую перемену, в то время как
все ребята идут домой обедать. Теперь она знает. Расскажет своей мамаше. И
все: о моем унижении станет известно всем и каждому.
Именно из-за этого я плакал в такси, а не потому, что давала себя знать
болезнь.
- Тшш, - успокаивала меня мать. - Не волнуйся. Все будет хорошо. -
Причем мне было заметно, что она в этом далеко не уверена. Машина мчалась
быстро. Водитель то и дело нажимал на клаксон. Я знал, где мы едем: к югу,
по Большой Магистрали. Я видел верхушки деревьев на разделительной полосе,
сине-белые дорожные знаки, прикрепленные к фонарным столбам, видел верхние
этажи многоквартирников. Я видел Бронкс вверх ногами. Потом мы въехали на
Манхэттен по мосту у 138-й улицы. В машине пахло кожей от потрескавшейся
обивки сидений. Я видел затылок водителя, его мятую фуражку. Слышалось
тиканье счетчика, я пытался считать щелчки, выправляя по ним про себя свое
чувство времени. Должно быть, я задремал. Мы уже неслись по Мэдисон-авеню,
проехали 79-ю улицу - там дорога идет в гору, и я извернулся поглядеть в
окно на трамваи и автобусы. Водитель бибикнул. Огибая Центральный парк,
машина свернула к западной части Манхэттена.

Я обнаружил себя на каталке в больнице. Одеяла не было. Очень хотелось
пить. Вывернув шею, я поискал глазами мать, но нигде ее не увидел. Меня
везли по коридору, потолочные плафоны отсчитывали путь, как щелчки
таксометра.
- Пить очень хочется, - сказал я. - Дайте, пожалуйста, воды.
Кто-то ответил: "Сейчас, подожди минутку, дадим тебе воды".
Потом я был в лифте, где несколько человек стояли надо мной, улыбались
и говорили что-то утешительное. Никого из них я не знал. Я им не верил. Из
лифта мы попали в какую-то темную комнату, там было много народу, люди
маячили в темноте неясными тенями, а каталку со мной устанавливали то так,
то сяк, и это движение туда-сюда отзывалось во мне тошнотой. Мне ужасно
хотелось пить, я просил воды. Воды так и не дали, зато застегнули какие-то
ремни у меня на одном запястье, на другом, на лодыжках и на груди.
Появился врач в белом колпаке и длинном белом фартуке, как у Ирвинга из
рыбной лавки. Его лица мне видно не было - марлевая маска скрывала все,
кроме глаз. Он что-то говорил, но повязка глушила голос. Врач был в
резиновых перчатках. Тут до меня дошло: он говорит, что со мной все будет в
порядке. Как же мне верить ему?! Я никак не могу повлиять на то, что со мной
делают. Меня привязали. А когда говорю, что хочу пить, притворяются, будто
не слышат.
Еще один врач в белом колпаке уселся поблизости от моей головы и
сказал, что собирается положить мне на лицо маску и хочет, чтобы, когда он
сделает это, я глубоко дышал.
- Маску поглядеть дайте, - сказал я. Он поднял надо мной не белую