"Э.Л.Доктороу. Всемирная выставка" - читать интересную книгу автора

выздоровления.
Однако мне не нравился в ней дух благотворительности - не жизнь, а
сплошная пропаганда, а что спокойная - ну так тем хуже! Я даже винил себя в
том, что с удовольствием пользуюсь покоем в этом привилегированном доме.
Здесь нельзя было быть самим собой, нельзя было хныкать, нельзя было
жаловаться и капризничать, а только лишь выказывать благодарность. В этом
раю меня угнетало ощущение несвободы, и, когда пришла пора уезжать, я
обрадовался.

Сейчас я вспомнил, что мне принес однажды Дональд, когда я был еще
очень болен и лежал в той детской палате. Вообще-то, это был подарок от
одного из его приятелей - Сеймура, или Ирвина, или Берни, не помню от кого
именно. Значок на лацкан в виде огурца. Такой забавный. Огурец
символизировал фирму "Хайнц-57", его давали тому, кто посетит павильон
"Хайнц" на нью-йорской Всемирной выставке.
- Когда поправишься, - сказал Дональд, глядя, как я верчу в пальцах
значок, - сходим на Всемирную выставку.
- А ты ходил уже? - спросил я.
- Нет, - отозвался брат. - Без тебя мы не пойдем, сам знаешь. Мы уж
сходим все вместе. Мама, папа, ты и я. Всей семьей.

ТЕТЯ ФРЕНСИС

Не знаю, что бы такое рассказать тебе про твоего отца. Ну, такой был
вольный духом, что ли. В детстве особой близости между нами не было. Я была
старше - другой круг друзей, другие взгляды. Свободное время проводила в
центре, в "Этичке". Так мы называли центральное отделение "Этико-культурного
общества", где собирались евреи. В верхне-ист-сайдском отделении собирались
ирландцы. В "Этичке" я обучалась хорошим манерам, музыке, поведению за
столом, всяким таким утонченностям. "Этичка" задала мне направление в жизни.
А Дэйв всем этим не интересовался. Совершенно был неуправляемый. Хорош
собой, умен, но мне с ним очень трудно приходилось. Задевал моих подруг. Как
придут к нам - дразнится, прямо проходу не дает. Или вообще на порог не
пустит. Как-то раз одна из подружек пришла, в первый раз в жизни надев туфли
на каблуках, так он погнался за ней, она по лестнице вниз, он следом, у нее
каблук застрял в ступеньке - и пополам. Она так плакала! Он тоже тогда
расстроился, хоть виду и не подал.
Сестра Феликса Франкфуртера тоже была моей подружкой. Эти Франкфуртеры
были такими же бедными, как и мы.
Мы жили на улице Гувенар. Раз в неделю мы с девчонками ходили с Нижнего
Ист-Сайда в оперный театр Музыкальной академии на 23-ю улицу. Каждой давали
на это пятьдесят центов. Билет стоил двадцать пять. Двадцать пять центов
предназначались на трамвай, но мы на них покупали букетики фиалок и ходили в
оба конца пешком, всю обратную дорогу распевая только что услышанные арии и
очень гордясь при этом своими чудными фиалками. Помню, я там смотрела
"Страну игрушек", хотя, должно быть, это позже было, когда я пошла в старшие
классы.
Дэйв был мечтателем, в школу вечно опаздывал. Утром, собираясь, начнет
надевать носки, туфли и вдруг забудется и сидит - забыл, что надо бы носок
натянуть.