"Э.Л.Доктороу. Всемирная выставка" - читать интересную книгу автора

Подростком он чуть не все время проводил в штабе у социалистов. Это уж
наш папочка постарался. Вообще, твой дед был удивительным человеком. В день
три газеты прочитывал. Большой книгочей был, книги обожал и из писателей
больше всего любил русских. У него была замечательная память, он помнил
книги, которые прочел тридцать пять лет назад, приводил оттуда цитаты и
рассуждал о книге так, словно она лежит перед ним. Социалистом был
закоренелым. Но никогда свои идеи нам не навязывал. Объяснит нам что-нибудь,
и все - выводы нам предоставлял делать самим. Дэйв обожал его, прямо в рот
смотрел.
Когда наш отец приехал в Америку - это что-нибудь году в 1886 или 1887
было, - он был молодой и еще не женатый. Они с мамой тогда еще даже и не
познакомились толком. Работал кем придется, устроился где-то закройщиком, но
это у него выходило скверно, у него с бизнесом всю жизнь не ладилось - не на
то голова настроена. Годы спустя стал печатником. Открыл собственную
маленькую типографию на 80-й улице, чуть восточнее Третьей авеню. А перед
этим работал у твоего отца в граммофонном магазине. Однако еще юношей, не
успев приехать, он тут же записался в школу и стал всему учиться - чему
только можно. Каждый вечер после работы ходил в ист-сайдский "Альянс"
совершенствоваться в английском. И социализм свой изучал. Его учителем был
Моррис Хилквит, знаменитый юрист. А в конце учебного года Моррис Хилквит
подарил ему словарь, как лучшему ученику в классе.
Зарабатывать деньги мать умела лучше отца. Сперва нанялась куда-то на
сдельщину. Некоторое время у нее было кафе. Потом держала гостиницу
курортного типа за городом, вроде пансиона. Мне было лет пятнадцать.
Гостиница прогорела. Нас, дочерей, она держала в строгости - и меня, и
Молли; та еще маленькая была. Но Дэйву все с рук сходило. На Дэйва она
надышаться не могла. Дэйв у нее был свет в окошке. И он ее любил.
С улицы Гувенар мы переехали на другой конец Манхэттена, на 100-ю
улицу, где теперь больница. Тогда там были доходные дома. А на Парк-авеню,
где-то около 98-й улицы, была ферма - представляешь? - обыкновенная
крестьянская ферма. Мать вручала мне десять центов, я шла на ферму и
выбирала все, что нам нужно. Все стоило цент. Пучок редиски - цент, огурец -
цент, то же и кочан капусты. Один цент.
С Дэйвом особой близости у нас тогда не было, по-настоящему мы
сдружились много позже, когда у обоих уже была и семья, и дети. Я вышла
замуж гораздо раньше. Когда он женился на Роуз, я на них не могла
наглядеться - такая красивая пара, я таких и не видывала. Роуз в юности была
очень красивая.
А с Эфраимом мы начали встречаться, когда мне было шестнадцать. Дэйву
было тринадцать или четырнадцать. Есть семейная легенда про то, как Дэйв
спустил Эфраима с лестницы, но это неправда. На самом деле он просто не
впускал его в дом, не давал ему приходить ко мне. Дэйв Эфраиму здорово кровь
попортил. Они всегда друг друга не любили.
Брак с Эфраимом у нас очень удачный. Мы никогда не ссорились. Эфраим
консерватор, республиканец, член Лиги свободы. Он знал, что у меня другие
взгляды. Был такой год, когда я голосовала за Нормана Томаса30, ему об этом
не говорила, а он и не спрашивал. Он мне предоставил вести хозяйство, дом,
оплачивать счета, принимать по этому поводу необходимые решения, пока он
занимается адвокатской практикой. Ни в одном из моих решений он ни разу не
усомнился. Шло как по маслу. Эфраим был замечательный человек. Между прочим,