"Э.Л.Доктороу. Всемирная выставка" - читать интересную книгу автора

она должна была как-то жить, имея на руках больную мать, транжиру брата,
двоих детей, никчемную собаченцию, - жить и как-то содержать семью, при этом
будучи в полной экономической зависимости от своего непредсказуемого мужа.
Для нее моя рана была спасением от более серьезных бед - надо лишь суметь
извлечь урок из случившегося.
- Ладно тебе, - успокаивала она меня, - хватит хныкать. Ничего
страшного. Может, хоть поумнеешь, а то носишься по всему дому как
оглашенный.

Символическим следствием этого настроя со стороны матери было решение
заказать мне шерстяной костюм. Пока его шили, мне пришлось претерпеть
множество примерок. И вот однажды осенью, в воскресенье, я вышел из дому
приодетый: в верблюжьего цвета кителе, в таких же рейтузах и в подходящем по
тону темно-коричневом берете. Я чувствовал, как тугая лента берета стягивает
лоб. Пуговицы на кителе доходили до самой шеи, которую давил туго
застегнутый воротник, скроенный на военный манер. Костюм сковывал. У
щиколоток рейтузы были схвачены в нескольких местах застежками,
изображавшими краги. Штанины надевались поверх голенищ моих новеньких,
плотно зашнурованных ботинок из коричневой кожи.
Я проехался туда-сюда по тротуару на своем трехколесном велосипедике.
Через несколько минут подошел отец, и мы стали перебрасываться мячом у
притопленных в стене ворот гаража рядом с нашим крылечком. Я ронял мяч и
косолапо за ним кидался. Двигаться было неудобно. Кроме того, я старался не
забываться - а то ведь упадешь, порвешь костюм или извозишь его в грязи.
Дождавшись выхода матери, мы должны были отправиться в путь: мимо
семидесятой школы, перейти 174-ю улицу, подняться в гору по Истберн-авеню до
Магистрали, там сесть на автобус и поехать в гости к родителям отца, моим
дедушке с бабушкой, жившим севернее Кингсбридж-роуд. Дональда ехать не
заставляли: уже большой. Был яркий холодный день; чтобы разглядеть
подлетающий мяч, мне приходилось щуриться. На отце поверх темного
двубортного костюма с галстуком было пальто внакидку. Шляпа по обыкновению
лихо заломлена. Мы ждали, когда выйдет мать, чтобы тут же отправиться. В
этот момент из-за угла вышел бродячий фотограф с перекинутой через плечо
коробчатой камерой на треноге и направился в нашу сторону, ведя за собой
маленькую лошадку-пони. Отец так и просиял.
- Клиент ждет! - позвал он фотографа, еще и рукой махнул, и в один миг
день для меня был испорчен, как будто небо вдруг закрылось черной тучей.
Я не желал фотографироваться. Я не желал залезать на пони. Это было
косматое тусклоглазое существо; видно было, как из его ноздрей исходит
выдох. Я сразу понял, что с животным обращаются скверно и характер у него
каверзный. Но случай был как раз из тех, что своей спонтанностью так
радовали отца. Его энергия, сама жизнь в нем просились наружу.
- Самое то, что надо, самое то! - воскликнул он. Я был не согласен. Мы
обменялись мнениями. Подлиза фотограф с воодушевлением присоединился к
спору - на стороне отца, естественно, - он заверял, что пони просто обожает,
когда ему на спину садятся детишки. Его игра была мне понятна. В конце
концов отец утратил сдержанность. Он обхватил меня под мышки и усадил на
спину пони; ноги у меня растащило седлом в разные стороны. Я чувствовал, как
пони топает ногой, переминается. Седло поскрипывало, казалось
незакрепленным. Пони тихо заржал и сделал шаг-другой. Отец одну руку держал